тоже большие выдумщики. Мэр Череп-цов, например, на работу ездил на красном «КамАЗе» и с утра до ночи объезжал на этом «КамАЗе» стройки. Еще мэр любил принимать избирателей у себя в кабинете в три ночи при свечах и был сторонником уринотерапии. Среди местных старух распространялись слухи о чудодейственных свойствах черепцовской мочи. Якобы даже онкологию лечит. Прокурор Васильков ходил по кабинету босиком, чтобы ноги отдыхали. Его близкие друзья и сотрудники снимали обувь перед входом в кабинет и соответственно пованивали носками. Начальник милиции Дохлин купил участок земли на кладбище рядом с могилой героя Гражданской войны Бонивура, знакомой с детства всем местным жителям. Покупка сделала Дохлина знаменитым. Редкая газета не написала о том, что теперь милицейскому генералу обеспечено бессмертие. А еще Дохлин записал на кассету телефонный разговор с зам губернатора Мокрошеиным. Пьяный Мокрошеин обливал говном отцов приморской власти и рассказывал про них байки. Досталось там и детям, и женам, и любовницам. Творческая личность Дохлин не стал шантажировать пленкой Мокрошеина, как сделали бы некоторые коллеги милиционера. Дохлин за деньги передал кассету в студию звукозаписи, где изготовили многотысячный тираж. Кассета стала хитом. Пришлось даже выпускать продолжение «Мокрошеин-2» — извлекать из архива еще одну запись. Из любимых гражданами японских машин неслась не попсовая музыка, а мокрошеинские перлы типа: «есть пиписка — будет и прописка», или «дуб да ясень да х… Васин», или рассказ про загадочного «Матуту-фокусника».

Вождя в Приморье принимали как родного. Моряки, контрабандисты, флибустьеры чувствовали в нем человека своей крови. Водка и коньяк лились рекой, с рыбой и креветками, понятное дело, проблем тоже не было. Особенно вкусными оказались креветки на рыболовном корабле «Верный». Вольфрамовича и его приближенных кормили капитан и начальство судна. «Верный» только пришел из длительного плавания, и поэтому командный состав был в сопровождении жен, встречавших своих мужей из рейса. За столом царило необыкновенное веселье: во-первых, вернулись из океана, во-вторых, телезвезда Семаго шагнул прямо с экрана. Ничто не предвещало скандала, но скандал тем не менее возник. Корабельная буфетчица, подкладывая капитану картошку, называла его на «ты» и по имени. В конце концов жена капитана не выдержала.

— Ты мужу своему тыкай, — сказала она, — ас командиром повежливей.

— Дома будешь командовать, — отрезала буфетчица. — Здесь моя территория. Я, между прочим, тоже из рейса пришла. Это ты дома сидишь, задницу отращиваешь.

После этих слов жена капитана встала и приблизилась к обидчице. Московские гости думали, что капитан бросится разнимать тигриц. Но приморская философия оказалась другой.

— Пойдемте, мужики, на воздухе постоим, перекурим. Пусть тут бабы сами… — сказал капитан и вывел всю компанию проветриться.

Свой ход он объяснил так:

— Моя понимает, что я не монах и не петух и без бабы несколько месяцев сидеть не буду. Все знают, что буфетчица — подруга командира. У нее же в руках водка и жратва, а водка и жратва на море — это власть. Власть командир никому отдать не может. Сейчас моя оттаскает ее за волосы, душу отведет, от меня хоть отстанет. Я ей скажу: «Ты же выяснила отношения, ко мне какие претензии?»

— Фактически это церемония передачи моряка с моря на берег, — прокомментировал вождь. — От одной хозяйки к другой. Интересная традиция.

Интересных традиций партийцы обнаружили в Приморье много. Пришедшие на сушу моряки любили шик. Например, они подъезжали к ресторану на трех такси. В первом такси ехал сам герой, во втором — его пиджак, в третьем — самая незначительная вещица, скажем, зажигалка. Тормозить принято резко, со скрипом. Если удастся подтолкнуть носом тачки швейцара кабака в задницу, это вообще высший класс. За это не жалко лишние пятьдесят долларов отдать. Ехать в кабак надо, непременно водрузив ноги на торпеду. Если таксист задает глупый вопрос: «Куда?», то значит, этот таксист — лох, потому что опытный таксист по виду клиента понимает, что везти надо в ресторан, и даже понимает в какой. Выходить из кабака настоящий парень из Владика должен за полночь, часто без денег и пиджака, с окровавленным носом. Круче, если тебя несут товарищи, как подстреленного боевого друга.

В таких веселых кабаках, куда ребята приходили с моря, при виде вождя поднималась настоящая волна восторга. Восторг был детский, искренний, без всякого бюрократического привкуса. Приглашали за свой стол, просили автограф, фотографировались на память. Подвыпившие бабы норовили потащить на танец.

Триумфальная поездка во Владик изменила Семаго. Он стал бронзовым. К его походке и манере говорить уже прикоснулась вечность. Эта вечность поселилась сначала в одной клеточке его организма, потом постепенно пошла дальше, захватила жизненно важные органы и наконец вырвалась наружу. Случилось, что вечность вылезла наружу как раз перед новыми выборами.

Предвыборная борьба шла своим обычным путем: дебаты, легкие и тяжелые скандалы, оскорбления, листовки на всех автобусных остановках, цветные буклеты. Вольфрамович много выступал по ТВ, по областям ездил мало. На конкурентов смотрел снисходительно. Внутри он был уверен, что исход заранее ясен.

В день голосования ночью вождь не поехал в избирком. Он остался в своем штабе. Первые результаты пришли из Владика. Почти двадцать процентов. Неплохо. Партийцы стали поздравлять друг друга. А вождь напрягся. Он ожидал большего. Дальше пошло резкое падение. Сибирь — под пятнадцать процентов, Урал — десять, густонаселенные районы Европейской части — пять-семь. Кавказ — два-три. Это было фиаско. Партийцы замолчали. Голоса теледикторов звучали в тишине. Надрывались телефоны, но к ним не подходили. В четыре утра вождь покинул штаб. В три часа дня он явился снова. Никого не принимал. Сидел один в кабинете. Молчал и смотрел в одну точку. Вечером в новостях сообщили, что у консерваторов пятое место и всего двенадцать мандатов в парламенте. Взятая Вольфрамовичем пауза длилась сорок восемь часов. Но паузы вечно не длятся. В конце концов, партийцы собрались в кабинете у вождя.

— Господа, я вас поздравляю, — тихо сказал Семаго. — У нас есть двенадцать кресел.

— Осталось найти сокровища мадам Петуховой, — отозвался Александр Михайлович Чеховский.

— Я ценю ваше знание классической литературы, — парировал хмурый вождь. — Но сегодня у нас не литературный семинар, не «круглый стол» и даже не рабочее совещание. Сегодня у нас сцена прощания. Уважаемые господа, я хочу проинформировать вас о своем решении уйти с поста лидера партии консерваторов. Мы неплохо поработали за эти годы. Мы доставили друг другу и народу российскому немало удовольствия. Мы вызывали у людей сильные чувства. И это главное. Мы спасали действующее государство от дурных экспериментаторов. Мы заработали на небольшой чугунный памятник в сельской местности. Мы не пустили ни одной капли крови. Поэтому