участников, чем на встрече, организованной КСИ. Показательный момент в соотношении сил между КСИ и ЗСПК состоит в том, что последний отправил своих делегатов на конкурирующую встречу в Москву.

Сговор с партийными реформаторами оказывает глубокое влияние на коллективную идентичность неформального движения, поскольку для последнего он становится дискредитирующим фактором и накладывает ограничивающие эффекты на отношения клубов с другими политическими акторами.

2. Условия сговора: одновременная игра в разных пространствах

Чтобы быть признанными в качестве политического актора, неформальные клубы должны встроиться в сложное и еще только формирующееся политическое пространство. Они вступают в отношения с другими акторами, часть из которых появляются одновременно с ними. В целом неформальные клубы представляют себя как союзников партийных «реформаторов», как противников «консерваторов-аппаратчиков», «националистических» и «сталинистских» группировок и как конкурентов бывших «диссидентов» или неформалов, считающих себя наследниками диссидентства. Вступая во взаимодействия с этими разнообразными акторами, они участвуют в строительстве некоего множества отношений со «значимыми другими», способными через систему взаимного признания наполнить «реальным» смыслом статус политического актора, к которому каждый стремится.

Не все эти пространства игры существовали до появления клубов; некоторые даже стали результатом вхождения последних в политическое поле. Пространства отличаются между собой установленными в них правилами игры, соотношением сил между акторами, способами взаимного различения и защиты, которые вырабатывают в них неформалы. Среди последних также наблюдается иерархия: самым главным для конструирования идентичности неформалов является их отношение с партийными реформаторами; как только клубы признаются реформаторами в качестве собеседников, они обретают вес в политическом пространстве. И наконец, эти пространства игры взаимозависимы, и каждое из них накладывает собственные ограничения на само определение движения, на то, как оно ведет игру и как очерчивает свои границы. Понятно, что союз, заключенный с партийными реформаторами, чреват неоднозначными последствиями для коллективной идентичности неформалов и для их отношений с другими акторами. С одной стороны, он, конечно, придает им политический вес, а с другой – делает их крайне уязвимыми в отношениях с партийными консерваторами, а также с другими оппозиционерами, поскольку угрожает их репутации.

Поэтому неформалам очень важно публично продемонстрировать, что их движение обладает автономией по отношению к реформаторам. Но последние при этом стремятся использовать диалог с клубами как доказательство того, что процесс демократизации общества находится «под контролем». Для лидирующих клубов движения следование этой предписанной роли ставит под вопрос любые претензии на автономию, столь важную для формирования их идентичности. А ведь им нужно сохранять лицо перед своей аудиторией. Во-первых, перед конкурентами, то есть бывшими диссидентами, которые возвращаются к политической деятельности, но «не играют в такие игры». Во-вторых, перед западной прессой, от которой ожидается подтверждение того определения, которое они дают своему движению. Находясь сразу в нескольких пространствах отношений, неформалы вынуждены вести сложную игру.

По-своему используя неформальное движение, партия способствует усилению взаимозависимости этих пространств игры, поскольку реформаторы и консерваторы зачастую ведут борьбу через посредничество самодеятельных групп: первые опираются на неформалов, а вторые – на «националистов» и «сталинистов». Опасность для неформалов состоит в том, что их самоопределение может начать расширительно применяться ко всем самодеятельным группам в силу структурного сходства их позиций и что, таким образом, они начнут ассоциироваться со своими противниками. Чтобы предотвратить любое смешение смыслов, неформалы избегают прямых, «порочащих» контактов со своими идеологическими противниками, поддерживая некоторую закрытость движения и строго ограничивая зоны взаимодействий.

Официальные арены

Институции, вовлеченные в совместную игру

Помимо партии, другие официальные институции вступают в игру – в силу самой специфики своих функций (комсомол «отвечает» за работу с молодежью, КГБ по-прежнему играет роль политической полиции) или потому, что служат партии посредником, предоставляя неформальным клубам свои ресурсы (исследовательские институты). Однако заметно: как только система дает слабину, почти все эти институции начинают проводить свою собственную политику, причем они вовсе не полностью подчинены партии. Относительная автономия этих посредников, в свою очередь, накладывает ограничения на действия обеих сторон.

Развязав дебаты накануне XX Съезда (в апреле 1987 года) в целях пересмотра своего Устава, комсомол способствует появлению «спонтанных» дискуссионных кружков в университетах, и некоторые из них превратятся потом в неформальные клубы (как, например, «Община»). Однако ЦК ВЛКСМ испугался растущих как грибы и воспринимаемых как угроза фракционизма клубов; отныне, призвав партию пресечь этот процесс, комсомол уходит в ее тень. Подобное самоустранение из политических дел сильно контрастирует с его бурной активностью, которая с 1986 года заметна в делах экономических[204]. Тем не менее ВЛКСМ не освобожден от своей роли переговорщика с неформалами, и в отличие от партии, где прямые отношения возможны в основном на уровне райкомов, здесь публично задействованными в переговорах оказываются высшие инстанции (Московский и Центральный комитеты ВЛКСМ).

Вмешательство КГБ можно описать лишь точечно, ввиду почти полного отсутствия доступа к источникам. По некоторым данным, Комитет, руководимый с 1982 года по октябрь 1988-го консерватором В. Чебриковым, внедрил своих агентов в неформальное движение с 1988 года[205]. Но стоит ли за этим внедрением стремление разрушить движение изнутри, или его можно интерпретировать как часть рутинной работы КГБ? В экспериментальной зоне КГБ действует через Первый отдел исследовательских институтов (в ЦЭМИ и ИЭМСС), наделенный эксклюзивным правом разрешать доступ в залы заседаний. Первый отдел ни разу не воспротивился проведению встреч «Перестройки», и создается впечатление, что на то был отдан специальный приказ. Однако в июне 1988 года местное подразделение КГБ прерывает заседание клубов, проходящее под эгидой Советской социологической ассоциации (ССА). Что это – удар по неформалам? По отдельным personae non gratae («радикалам»), по ССА в целом? Или по А. Яковлеву, «покрывающему» ССА? А может быть, это вообще предупреждение, чтобы никому неповадно было выходить за пределы экспериментальной зоны?

Отдельные академические институты (ЦЭМИ, ИЭМСС и ССА) служат посредниками между партией и неформалами и предоставляют последним свои ресурсы (помещения, ксероксы и т.д.). Поэтому КПСС, не имея прямой власти над этими ресурсами, осуществляет иерархический контроль над институтами через свои первичные организации и райкомы. Однако этот контроль существенно нейтрализуется ЦЭМИ и ИЭМСС: работая для центральной власти, они пользуются доступом к более высоким руководящим инстанциям, чем райкомы. Президент ССА Т. Заславская является советником Горбачева, и к тому же Ассоциация располагает автономией de jure: хотя ее штаб-квартира и находится в Севастопольском районе, она райкому не подчинена[206]. Причем Заславская всячески избегает вступать с ним в контакт по поводу неформалов. «Если можно было райком обойти, [она] с удовольствием его обходил[а]»[207]. ССА в ноябре 1987 года создает Комиссию по проблемам движения самодеятельных