объединений, клубов и инициативных групп, которая призвана выполнять три функции: изучение неформального движения, формирование рекомендаций для власти и поддержка движения. То есть Ассоциация выходит за пределы чисто научной компетенции; возможно, именно по таким еще малозаметным признакам можно ощутить начало разрушения советской системы.

Эти академические институции первыми стали играть роль посредников между клубами и КПСС. Они одновременно являлись союзниками неформалов и потенциальными контролирующими инстанциями. Позднее, особенно после лета 1988 года, другие институции («Комсомольская правда», Советский комитет защиты мира, Общество «Знание» и Политехнический музей, различные творческие союзы), в свою очередь, активно втягиваются в подобный тип отношений. Возможно, что в других городах эту роль играли другие институции. Далее мы рассмотрим, как эти отношения устанавливаются в Москве и как они создают особую динамику, охватывающую все более широкое социальное и географическое пространство.

Защита от партийных «консерваторов»

Прямые взаимодействия между неформалами и консерваторами КПСС случаются редко. Обмен происходит на двух взаимозависимых аренах: 1) внутри партии – между реформаторами и консерваторами, вступающими в конфронтацию по вопросу о клубах; 2) вне партии – между самодеятельными группами: прореформистскими (неформалы) и проконсервативными («националисты» и «сталинисты»). Эти пары акторов противостоят друг другу в соответствующих полях, то есть игра поделена на сектора. Главная трудность для неформалов состоит в том, что они неспособны в одиночку противостоять прямым нападкам партийных консерваторов; более того, им не гарантирована неизменная поддержка со стороны реформаторов. Поэтому они вырабатывают различные тактики избегания любых прямых столкновений, а когда собственных ресурсов оказывается недостаточно, вовлекают в дискуссию своих союзников-реформаторов.

Клубы тщательно избегают любого столкновения с силами правопорядка. Они никогда не устраивают митингов без предварительной санкции властей[208], прибегают к мягким и безопасным формам оккупации публичного пространства (сбор подписей в закрытых публичных местах) или стараются сделать так, чтобы их собрания не были квалифицированы как митинги и чтобы, таким образом, не пришлось получать на них разрешение[209]. Тем не менее иногда собрания подвергаются откровенному запрету, и невозможно подчиниться и не потерять при этом лица (в силу внутренней конкуренции с «радикалами» из «Демократии и гуманизма»); в таких случаях неформалам приходится сознательно ставить себя в конфликтную ситуацию, одновременно пытаясь ее разрядить. Так, участники митинга «Мемориала» в память жертв сталинских репрессий придали ему форму «похоронной церемонии», которая вначале дезориентировала силы правопорядка. Лишь к концу церемонии милиция осознала что к чему и разогнала митинг[210].

Вторая тактика состоит в том, чтобы регулярно обращаться к некой третьей буферной инстанции, то есть переносить конфликт внутрь институционального аппарата, способного переоформить или даже перенаправить удар, нацеленный на неформалов. После обличительной кампании в прессе против клубов в январе—феврале 1988 года[211] Б. Кагарлицкий, один из неформальных лидеров, наносит ответный удар – но не в поле официальной прессы (к которому у него фактически нет доступа), а в судебной сфере, подав жалобу на клевету. Перенеся борьбу в судебное поле, неформалы стремятся испытать влиятельность реформаторов в этом институциональном аппарате и готовность защищать их. Кагарлицкий процесс выигрывает.

Однако партийные и комсомольские реформаторы не особо спешат прийти на помощь клубам. По примеру неформалов, стремящихся показать свою независимость от реформаторов, последние также предпочитают сохранять дистанцию. Когда они вмешиваются в конфликт – поскольку понимают, что в лице неформалов нападают на них самих, – они избегают демонстрировать слишком большую близость с клубами. В марте 1988 года в «Советской России» опубликовано письмо ленинградской учительницы химии Нины Андреевой[212], которое вызвало громкий резонанс на политической сцене. Это настоящий памфлет против перестройки; его автор обвиняет во всем происходящем неформальное движение, продвигающее «экстремистский» сценарий реформ. Лигачев, лидер консерваторов, настоятельно рекомендует письмо к прочтению всем партийным организациям. И только через три недели реформаторы наносят ответный удар, задействовав тяжелую артиллерию: Горбачев добивается от Политбюро официального осуждения этого «манифеста антиперестроечных сил» и разрешения опубликовать в «Правде»[213] обращение редакции, в котором отсутствует всякое упоминание неформалов.

«Отделить зерна от плевел»: неформалы в новом конкурентном пространстве

Дистанцирование от «националистов» и «сталинистов»

Неформальные клубы подозревают своих «националистических» и «сталинистских» противников в том, что те действуют по указке консерваторов КПСС. Тем не менее их присутствие в политическом поле невозможно интерпретировать как чистую манипуляцию: даже если допустить, что изначально они были марионетками части партийного аппарата, втянувшись в столь неустойчивую политическую игру, они неминуемо должны были обрести некоторую автономию.

Главной проблемой для неформалов стало дистанцирование от этих групп, необходимое для того, чтобы коллективный «лейбл» – «неформальное движение» – не стал родовым наименованием и не использовался бы для обозначения их противников. Клубы используют различные тактики: принципиально ограждают свое движение от проникновения «националистов» и «сталинистов»; задействуют «сравнительные преимущества», такие как отличительные названия, которые придают каждому клубу свою уникальность, а движению в целом – «фирменное» качество, контрастирующее с «неразличимым болотом» националистических групп и структурным вакуумом «сталинистов». Неформалы четко обозначают социальные границы, отделяющие их от противников: они считают единственно достойными только битвы, идущие на интеллектуальном фронте.

Неформальное движение не открыто первому встречному: в нем отвергается любая «пропаганда насилия», любая идея «национальной и расовой исключительности и враждебности к другим народам»[214]. «Сталинисты», так же как и «Память», открыто исповедуют националистические и антисемитские взгляды. При определении своего движения неформалы категорически исключают из него русское патриотическое движение – из-за его авторитарных и антисемитских тенденций[215]. Что касается «большевистского», или «сталинистского», движения, иногда оно даже и не упоминается, настолько самоочевидной представляется его невообразимость в рядах неформалов. Последние предчувствуют, что консерваторы будут пытаться ассоциировать их с националистами из общества «Память», и зачастую так и происходит. Газета «Правда» не брезгует подобными приемами. Утверждая строгие принципы отбора при входе в движение, неформалы избегают растворения в классификациях, ставящих под вопрос их идентичность.

Неформалы стараются подчеркнуть свое отличие не только через дискурс, но и через формы организации. Выбранные ими названия символизируют их фронты борьбы – «Мемориал», «Гражданское достоинство», «Перестройка» и т.д., – по совокупности которых можно определить основные принципы их движения. Мобильность участников между группами (перемещения, принадлежность к нескольким организациям) и подвижность структур (расколы, слияния) не препятствуют кристаллизации этих наименований и процессу обретения неформальным движением некоторой интеллектуальной прозрачности. Что касается националистических групп, те отличаются лишь именами своих лидеров, поскольку все или почти все они называются «Память». Консерваторы же («сталинисты» и «необольшевики») еще даже не создали своих организаций и фактически актуализируют себя лишь под именем «Нина Андреева».

Культ вождя, практикуемый в националистическом лагере, всячески высмеивается неформалами. Им тем проще его критиковать, что в их