пойти к Дервенту во вторник вечером на вечеринку с убийством. На этой вечеринке Вэнс Китинг хотел выступить в роли детектива? Ага. Не перебивайте меня. Не знаю, как насчет остального, но вот покрасоваться Китинг определенно любил. И раз он собирался выступить в роли детектива, значит его расследование должно было поразить всех точностью и быстротой. Чтобы, черт возьми, все просто ахнули. Особенно миссис Дервент. Так что он хотел подстраховаться и подготовить все дельце заранее. Это очень по-человечески, Мастерс, очень.

Не скажу вам обо всех деталях его замысла, но подозреваю, что каким-то образом вам, – он посмотрел на Гарднера, – должна была попасться карта убийцы. Вы, – он повернулся к Френсис Гэйл, – должны были стать жертвой. Финал должен был быть эффектным, как развязка в пьесе. «И когда я загоню тебя в угол, то заставлю признаться – тем или иным способом». Думайте что хотите, Мастерс, но я повторяю: все это по-человечески очень понятно…

Мастерс медленно обвел всех глазами.

– Вы пытаетесь убедить меня, оба… – начал он.

– Репетиция, – проворчал Г. М. – Это ясно как божий день. Видите ли, Мастерс, мне показалось совершенно невероятной сцена, когда человек яростно угрожает кому-то, причем упоминая собственную невесту, а его камердинер в это время безмятежно расставляет выпивку на стоящем рядом столике, не говоря уже об официанте, который с интересом наблюдает в дверях, дожидаясь паузы, чтобы сообщить, что ужин готов. Так же маловероятным я счел и то, что Китинг, приглашая Гарднера на обед, попросил того захватить с собой старинный револьвер только для того, чтобы попытаться его пристрелить. Этот шикарный пистолет выглядит как театральный реквизит. Как и рассказанная нам история.

– Спасибо, – сказал Гарднер. – Именно так все и произошло. Не верите мне на слово, спросите Бартлетта и Хокинса. Чего я не могу понять…

– Хочу напомнить вам, сэр, – возразил Мастерс, – что, согласно нашим источникам, был произведен вовсе не шуточный выстрел. Он даже разбил бокалы.

– Минуточку. – Гарднер набрал телефонный номер, и с кем-то коротко переговорил. – Позвольте, инспектор, я объясню, что произошло. На самом деле мы вовсе не собирались использовать револьвер в нашем убийстве. Я должен был заколоть Френсис оловянным кинжалом. Вэнс позвонил мне в понедельник днем. Пригласил на ужин и попросил принести мой самый красивый пистолет, заряженный холостыми патронами. Когда я пришел, он посвятил меня в свой великий план и показал кинжал.

Полагаю, вам рассказали, какой сложной должна была быть эта игра. Не просто «где-ты-был-в-такой-то-момент». По новым правилам, убийца должен был оставить существенную улику, которая, при правильной интерпретации, привела бы прямо к нему…

Г. М. приоткрыл глаза.

– Интересно, – пробормотал он. – Похоже, сынок, труднее разобраться в подоплеке этого дела, чем найти решение. Убийца должен оставить существенную улику… Кто же предложил это маленькое усовершенствование?

– Я, – ответил Бенджамин Соар.

Он сказал это с каким-то мрачным удовольствием, но не стал вдаваться в подробности.

– Да, но это требует недюжинной изобретательности, не так ли? То есть, наверное, непросто придумать улику, которая при должном размышлении укажет на убийцу, но которая ничего не значит на первый взгляд?

– О, мы изобретательные люди, – заметил Гарднер с обезоруживающей улыбкой. – Сами посудите. Мы спланировали версию «убийства левой рукой». Видите ли, в реальной жизни я не левша, и всем это известно. Изюминка этого дела – доказать чью-то леворукость. Когда я «убивал» Френсис, она должна была прижимать кинжал к груди под таким углом, чтоб детектив смог определить, что действовал левша. Конечно, само по себе это ничего не доказывает. Тогда детектив проверяет всех подозреваемых, и все они оказываются правшами. Он движется к кульминации медленно, с помощью долгих допросов. Потом… Лучше я вам покажу. Инспектор, я вижу, вы носите булавку для воротника?

– Не вижу во всем этом ни малейшего смысла, и это факт. Булавки… И при чем тут булавка? – вскинулся Мастерс.

– Ну вот, к примеру, знаменитая английская булавка под вашим галстуком. Вы втыкаете кончик этой штуки с одной стороны воротника и вытаскиваете с другой, а потом застегиваете, – объяснил Гарднер с неуклюжей серьезностью. – Взгляните на свою. Вы ведь правша, не правда ли?

– Точно, сэр. Я правша. И какое…

– Прекрасно. Это означает, что вы всегда будете втыкать острие в правую сторону вашего воротника. И головка этой булавки (поднимите руку и пощупайте ее) всегда окажется с правой стороны от вас, а застежка – с левой. Каждый может это видеть. В этом-то и заключается изюминка игры. Булавка для воротника, которую я должен был надеть на вечеринку с убийством, застегивалась бы слева направо, то есть наоборот, и доказывала бы, что я левша, а значит, именно я совершил убийство.

Пока Мастерс ощупывал свой воротник, никто не проронил ни слова.

– Конечно, не следовало этого рассказывать, – смущенно сказал Гарднер. – Но искаженная версия происшедшего распространилась так широко, что пришлось продемонстрировать вам, что именно Вэнс припас для своей головокружительной развязки. Вот почему он пришел в такое возбуждение. Это вообще для него характерно. Он собирался заставить меня поднести руки к моей булавке, угрожая пистолетом. Я сразу предупредил его, чтобы он был осторожней с этой игрушкой. Бартлетт, его камердинер, ко мне присоединился. Понимаете, хотя револьвер был заряжен холостыми патронами, пыжи в них довольно твердые и вполне могут выбить кому-нибудь глаз. Вы, наверное, обратили внимание на мой револьвер. Это оружие было сделано для плохого парня с Запада – из тех, кто стреляет без предупреждения и принимает решение в долю секунды. Другими словами, у него такой спусковой крючок, что оно может выстрелить, если косо на него посмотришь.

Когда Вэнс заканчивал свою драматическую речь, он взмахнул рукой и задел напольную лампу. И конечно же, его палец был на спусковом крючке. В меня пыж не попал, зато превратил в груду осколков стакан для коктейлей, из которого Бартлетт разливал напиток. С современным оружием никогда бы такого не случилось, но в старые времена несчастные случаи были нередки. Вот и вся история.

Мастерс уставился на него, не мигая.

– Сдается мне, сэр, – сурово проговорил он, – что никого из вас не упрекнешь в излишней осторожности. Значит, он предложил, а вы согласились использовать в игре такое опасное оружие? Оружие, которое может выстрелить от малейшего толчка и поранить кого-нибудь?

– Уж поверьте, какой-то здравый смысл у меня остался. Разумеется, мы не стали бы использовать опасное оружие. И обычно этот револьвер никому не может причинить вреда. Попробуйте выстрелить из него, и сами увидите. Сначала нужно взвести курок – в наше время об этом уже никто не задумывается. Вот потому мы