припухли. Ничего эротичнее в жизни не видел.

— Спасибо, что заглянули. Ляле очень приятно…

Усилием воли заставляю себя переместить взгляд на детей. Адам что-то рассказывает Ляйсан.

— … Такой общительный, — будто читает мои мысли Ясмина.

А у меня против воли срывается.

— Это у него от матери.

Вот же черт! Ругаю себя за болтливость. Уже жду расспросов, ведь только что повод дал, но Ясмина только кивает:

— Хорошая черта. Другой на его месте посчитал бы мою дочь слишком маленькой.

Неопределенно жму плечами. Мой сын делил знакомых не по возрасту, а по симпатиям. Ляйсан ему понравилась. В первую очередь тем, что готова была слушать про успехи в рисовании и не считала, как некоторые мальчишки, это глупым занятием.

— Что говорит врач? — рискую сменить тему.

И Ясмина снова не протестует.

— Ничего особенного. Операция прошла без сюрпризов, но выпишут на седьмые сутки.

Вот он — момент, чтобы плавно завершить разговор и свалить. Но вместо этого ляпаю:

— Если ты не против, мы с Адамом заглянем ещё.

Черные, будто углем нарисованные брови, удивлённо ползут вверх. Да, Ясмина, я и сам охренел.

— К-конечно… Ляля будет рада гостям…

— А ты?

Ясмина заливается краской. Господи… Откуда такая скромняга на мою голову?

— Я тоже не против… — смущённо косится в мою сторону. — Но не хочу, чтобы вы чувствовали себя обязанным. И так… много помогаете.

— Во-первых, помогаю не я, а Петр Владимирович. Во-вторых, я не из чувства долга. Просто сам знаю, каково жить в четырех стенах.

И сейчас я не про перелом Адама. Как бы ни были плохи наши отношения с Ингой, но, когда ей поставили диагноз и уложили в стационар, пришлось собрать яйца в кулак и проявить немного участия. Все же она — мать моего сына. И однажды я действительно думал, что люблю ее. Но тогда я заставлял себя навещать бывшую, а сейчас… Не нахожу в себе и сотой доли отторжения. И это плохо!

Адам, наконец, прощается с Ляйсан и идёт ко мне. Ясмина извиняется, уходит, чтобы занять его место у постели девочки.

И при всем желании я не могу заметить в ней кокетства или чего-то похожего. А лучше бы было наоборот!

— Ляля просила приходить ещё, — шепчет Адам. — Мы ведь придем?

— Обязательно.

— Завтра?

Ох, черт! Заманчивое предложение. Но вот уместно ли?

— Посмотрим, Адам. Мне нужно заглянуть в ежедневник.

И взять себя в руки наконец-то. Вряд ли Ясмина настроена на отношения. Скорее всего, она ждет не дождется, когда сможет уехать. И я могу это понять.

Глава 20

Ох, не думала, что буду скучать по своей крохотной комнатке! Как же здесь хорошо, уютно и, самое главное, спокойно!

— Милая, давай поправим подушки, — воркую, устраивая дочь удобнее.

Ляйсан совсем ожила и теперь хочет скорее подняться с кровати, но доктор велел избегать активности. Из-за этого моя девочка слегка капризничает.

— Когда плидет Адам? — дует губы. — Он обещал!

— Скоро, любимка. У него же рисование, ты помнишь?

— Я тоже хочу лисовать! И танцевать!

— Обязательно. Но надо потерпеть, ты же знаешь.

— Мне скучно!

Уже готовлюсь снова уговаривать Ляйсан, но в дверь стучат.

— Адам! — кричит малышка. — Это он!

И верно, дверь распахивается, и на пороге я вижу целую делегацию.

Тут и мальчик, и Богдан, и Пётр Владимирович, и Анастасия Юрьевна, а ещё…

— Толт! — радостно вопит Ляйсан и спрыгивает с кровати.

— Ляля, нет!

Но кто бы меня слушал! Путаясь в полах халата, Ляйсан бежит к Адаму, который держит лакомство.

Петр Владимирович смотрит на все это с широкой улыбкой, Анастасия Юрьевна тоже, только гора мышц под фамилией Мещеров непроницаемо-спокойна.

— С возвращением, — гудит, сканируя меня тяжёлым взглядом.

Почему-то хочется плотнее запахнуть ворот рубахи, но я заставляю себя стоять смирно.

— Благодарю… М-м-м, чаю?

Оглядываю комнату. Нам здесь будет трудновато разместиться.

— Спасибо, милая девушка, но я на диете, — улыбается Петр Владимирович. — Заглянул, вот, здоровья пожелать.

— Мне тоже нельзя, — сокрушается Анастасия Юрьевна.

И оба слишком быстро прощаются, оставляя нас с Мещеровым наедине.

Почти.

Дети ещё рядом, которые очень хотят торта.

— Что ж, прошу к столу…

Мой голос звучит неуверенно. Очевидно, Богдан не собирается отказываться от угощения. На его месте я бы тоже не отказалась. Воздушное чудо с шапкой крема и фруктами так и просится быть съеденным. Но вряд ли я смогу попробовать хоть кусочек — неловкость мешает.

Почти все дни пребывания в больнице Мещеров навещал нас. И это было странно! Зачем приходил? Ради сына? Но его могла бы привести Анастасия Юрьевна.

Однако спрашивать я, конечно, не стала. Главное, Ляйсан радовалась гостям. Вот и сейчас дочь вилась вокруг торта, требуя кусочек с вишенкой.

— Ка-а-ак пахнет! — закатывала глаза. — Адам, налисуй мне толт!

Не могу сдержать улыбки. Детская непосредственность — это так мило! Кажется, Мещеров думает схожим образом. Суровые черты лица смягчаются, а вокруг льдисто-серых глаз собираются задорные морщинки.

— Твой первый заказ, сынок. Скоро станешь настоящим художником.

Мальчик раздувается от гордости, я стараюсь сдержать смех.

— Можете сфотографировать торт, пока не порезали. Долго ему не продержаться…

И после того, как Адам делает кадр, отрезаю кусочек. Сначала детям, потом и Мещерову, конечно.

— Возьмите, пожалуйста, — протягиваю ему блюдце.

Наши пальцы на мгновение соприкасаются, и меня встряхивает. Чуть не роняю это чертово блюдце. Что за реакция такая дурная⁈ А по коже мурашки табуном. Все-таки мужчина передо мной… ох. Не мой типаж, да! Но как хорош…

Мещеров щурится. Его взгляд жжет до алых щек. Отворачиваюсь и делаю вид, что занята исключительно тортом. Но руки подрагивают, ведь он все еще смотрит — чувствую. И это какого-то черта меня волнует!

— Вот, держите, — отдаю кусочки лакомства детям.

Ни Ляйсан, ни Адам не обращают на меня внимания.

И мне ничего не остается, как снова повернуться к Богдану.

— А разве ей уже можно сладкое? — басит вдруг.

— Хм-м-м… Да, врач говорил, то есть… не запрещал.

Аллах. Что у меня с языком? Соберись, Ясмина. И вспомни, как он тебя доставал. А Мещеров, зараза такая, не собирается мне помогать! На его лице расцветает легкая улыбка, превращая неандертальца в плюшевого медвежонка.

— По молодости я