15

Гэла не пошёл на похороны бабушки.

После всего этого Гэла, как бабушка ему велела, словно исчез из деревни. Если он сам не искал встречи с людьми деревни, то никто из них и не вспоминал о нём.

Он рано уходил и поздно возвращался. Как только начинало светать, он выходил из дома и углублялся в чащу леса. Весь день в горных лесах он выслеживал дичь, разыскивал следы зверей и птичьи дорожки. И там, где он расставлял свои ловушки, ни одна живая тварь не могла уцелеть. Поставив ловушку, он обычно прятался где-нибудь поблизости и ждал, пока добыча не попадётся в его устройство. Он смотрел, как добыча перед смертью изо всех сил бьётся в ловушке. Но если попался, вся эта суета совершенно бесполезна, от этого только сильнее затягивается петля на шее и быстрее приходит смерть.

Каждый день в глубине леса он совершал эти бесшумные убийства.

Он даже думал, что так долго продолжаться не может, и скоро в этих лесах совсем не останется ничего живого. Но он убивал с весны до лета, и снова с лета до зимы, а диких тварей в лесах ничуть не становилось меньше.

Понимая лес своим тайным чутьём, он видел, что лес даёт ему всё больше и больше дичи. Как будто его охота делала диких животных плодовитее. Стоило ему только замереть и насторожить слух, как он слышал то тут, то там движения диких тварей. Вот пробежал дикий заяц, там три рябчика роются в земле в поисках еды, вон сова сонно бормочет на ветке.

А ему каждый день нужна только одна добыча, и хватит.

Каждый день.

Он приходил в лес, когда небо ещё только начинало светлеть. Для такого опытного охотника день – это очень много.

Он медленно ходил по лесу, видел, что в стае у обезьян появился новый вожак. Гнездо ястреба ветром сбило на сторону, вот берлога медведя, залегшего в зимнюю спячку, вход в берлогу плохо замаскирован, надо было ещё чем-нибудь прикрыть, чтобы не было заметно.

Появляется солнце, иней на луговой траве тает. Тогда он ставит ловушки. Поставит и ждёт неподалёку. Пока ждёт, он намеренно останавливает мысли в голове, погружается в пустоту, чтобы не думать ни о чём другом.

Солнце прогрело поляну, теперь он может повалиться на траву и уснуть. Пока он спит, он всё равно должен быть настороже, не мечтать, поэтому спит без снов.

Этому всему его научила бабушка Эсицзян перед тем как уйти.

Он всё делает, как она велела, и это совсем не трудно.

Он думает: вот люди говорят про умерших, что они отправляются на небо, в это он готов поверить; значит, отправившаяся на небо бабушка ушла не так уж и далеко, откуда-нибудь с неба глядит на него…

Но когда он смотрит на небо, то видит только глубокую небесную пустоту, видит гонимые ветром облака… То с востока на запад, то с юга на север…

Сегодня он снова ходил смотреть на оленя.

У этого оленя поранены две ноги от ловушки, поставленной взрослыми. Гэла разломал ловушку охотников, высвободил оленя. Поначалу, когда он приходил проведать оленя, олень пугался и отбегал, но потом поворачивал голову и смотрел на него. А потом расстояние между оленем и человеком становилось с каждым днём ближе.

Настал день, когда он протянул руку, а олень не отбежал. Олень хлопал большими влажными глазами, в которых отражались небо и облака в небе, он ещё ближе придвинулся и увидел в глазах оленя себя. Дикарь со спутанными волосами, грязным лицом и тревожными глазами.

Высунулся тёплый олений язык, лизнул его руку, тёплая волна счастья пронизала всё его тело, он сказал:

– Эй, олень, у меня нет друга среди людей, будь моим другом!

С этих пор у него появился друг, олень.

Он приносил соль, давал оленю лизать, оленю это нравилось; он приносил топлёное масло и смазывал те места, где были врезавшиеся раны от ловушки, оленю это тоже нравилось.

Когда оленю что-то нравилось, он высовывал язык и лизал руки, лицо Гэлы, и Гэле это тоже очень нравилось. Нравилось так, что счастье тёплым потоком наполняло его с головы до ног, целиком.

В этот период Сандан снова забеременела, потом пропала на несколько дней. Когда она снова появилась, вся мертвенно-бледная, в животе у неё уже ничего не было. Но добыча, которую каждый день приносил Гэла, помогла ей быстро поправиться. Не прошло месяца, и её волосы снова заблестели, а на лице появился румянец, вот только у него никак не получалось сделать глаза матери ясными и сосредоточенными, заставить её обращать внимание на то, что происходит в мире вокруг.

Гэла сказал матери:

– Эй, Сандан, раз ты такая, пусть так и будет. Бабушка, перед тем как уйти, сказала…

Он увидел, как Сандан при этих словах повернула склонённую голову и словно задумалась о чём-то, взгляд будто бы собрался на одном предмете, но это было только на миг, а потом лицо матери снова закрыла отсутствующая и пустая улыбка.

– Бабушка перед тем, как уйти, сказала, что если бы ты не была такой, то стала бы, наверное, в Счастливой деревне самым несчастным человеком…

Мать по-прежнему улыбалась бездумной, беззаботной улыбкой.

Незаметно минул год, как ушли бабушка и Заяц.

Когда снова пришла следующая весна, точно как и сказала бабушка, Лэр Цзинцо родила девочку.

В тот день бабушка – перед тем как перейти в другое состояние – сказала ему: «Когда у них родится новый ребёнок, они забудут о ненависти к тебе».

С этого дня Гэла увеличил количество добычи.

Каждый день вечером, когда совершенно темнело, люди запирали выходящие на площадь тяжёлые деревянные двери. Тогда он украдкой возвращался в деревню, вешал что-нибудь добытое у входа дома Эньбо.

Иногда в доме, из которого пробивался слабый желтоватый свет, было всё тихо. Иногда из дома доносился плач младенца. Тогда Гэла задерживался и стоял у изгороди двора Эньбо. Этот звук был очень похож на блеяние голодного горного козлёнка, который ищет еду на высокой скале, и ещё на плач Зайца, когда тот был маленький.

Вернувшись домой, Гэла говорил матери:

– Странно, когда Заяц родился, мне было всего четыре года. В таком возрасте дети ничего не помнят.

Сандан сказала:

– Ну да.

Гэла снова сказал:

– Правда? Зря я так сказал, я думаю, что всё помню.

Сандан с любовью посмотрела на него и сказала:

– Гэла…

– Ах, милая мама, ты меня