в сторону гребня горы. Мокрыми еловыми ветками они гасят остающиеся догорающие угли пожара, чтобы ночью, если поднимется ветер и сменит своё направление, искры от пожара не полетели бы на противоположный склон в густой лес.

Доржи один остался на дне ущелья, он сидит на корточках, перед ним больше чем наполовину уже опустевшая глиняная бутылка. Он не пьян, но в налитых кровью глазах свирепое выражение.

Люди продвигаются следом за огненным фронтом в сторону кромки снегов на хребте горы; очень скоро огонь дойдет до линии, где начинается снег, и сам потухнет. Сейчас горит уже совсем близко от снеговой черты. Там, где шедшие за огнём по пятам люди уже вышли на линию снежного покрова, они полностью выполнили свою миссию и уже идут обратно, спускаются на дно ущелья.

Вернувшиеся молча, бесшумно собираются вокруг Доржи. Он продолжает пить, выражение в его глазах становится мягче.

Сознательно устроенный пожар в горах наконец-то догорел, когда солнце уже заходило за гору.

Все спустились на дно ущелья, молча сели вокруг Доржи. Доржи допил последнюю каплю. Он поднял пустую бутыль к уху и потряс: было слышно только, как сильный горный ветер задувает в горлышко и посвистывает внутри.

Доржи поднялся, обвёл взглядом окружавших его односельчан. Все глядели на него, в глазах у всех было благоговение и боль сопереживания, даже у кадровых работников большой бригады и этих – молодых, беспокойных. Он удовлетворённо улыбнулся. Неважно, какой там сейчас мир, но всегда приходит миг, когда он – умеющий предугадать направление ветра шаман, способный призвать духов на помощь, чтобы они дали людям Счастливой деревни спалить бурьян и расчистить место для новых прекрасных пастбищ, – он становится для Счастливой деревни царём, королём и героем.

Когда он медленно встал и выпрямился, его скатку с меховой курткой и ковриком тут же подхватили и водрузили на спину осла.

Он сказал:

– Из общественной безопасности ещё не приехали?

Все посмотрели вниз в сторону подножья горы и дружно помотали головами: «Нет ещё!»

– Они всё равно приедут, я пойду сам им навстречу. – С этими словами он похлопал своего осла по заднице, и осёл со своим хозяином зашагали вниз.

Люди толпой двинулись следом, шли какое-то время.

Доржи остановился, поднял раскрытую ладонь навстречу ветру, пошевелил широкими ноздрями, внюхиваясь в принесённые ветром запахи:

– Стойте здесь, я вернусь первым. Вы ждите на горе; когда взойдёт луна, спуститесь и пойдёте по домам.

Потом его глаза провокационно сощурились, и он сказал:

– А если проводить хотите, так пусть Собо меня проводит. – Собо был из молодых, делавший головокружительную карьеру, и некоторое время назад был назначен в деревне командиром взвода народного ополчения.

– Если я попытаюсь бежать, он от имени правительства стрелять будет. Но я, конечно, не побегу, а то ведь не на кого будет вешать вину за расчистку пастбищ и спалённый бурьян…

Вот опять этот мужик показывает свой несносный гордый характер, а у командира взвода народного ополчения Собо от этих слов лицо тут же потемнело и вытянулось. Уже, считай, мрачные ворота тюрьмы распахнуты перед ним, но настроение у Доржи, пробывшего сегодня весь день королём, совсем не печальное, он говорит посуровевшему Собо:

– Эй, парень, не сердись, сегодня такой день, что моя очередь шутки шутить. Я точно не сбегу, я о тебе тоже думаю. Общественная безопасность приедет меня арестовывать, а ты, как командир взвода, передашь меня им в руки, разве плохо? Тебе заслуга, а мне – услуга: потом приведёшь обратно моего ишака и кормить его будешь…

О том, как тогда повёл себя Доржи, мнения людей Счастливой деревни разделились.

Одно мнение было, что Доржи не должен был так заносчиво вести себя из-за того, что берёт на себя вину за восстановление плодородия пастбищ.

Но ещё больше людей считали, что этот Собо за счёт компартии так поднялся, и весь год у него всё как по маслу, а вот бедный Доржи – он всего-то один день или полдня чувствует себя человеком… Но это всё потом говорили.

А в тот момент Собо сразу стал как вкопанный, скорчил лицо и закричал:

– Как это?! Привести обратно твоего ишака ещё ладно, но с чего это я стану за твоим ишаком ухаживать?

Не успел Собо сказать эти слова, как недовольный ропот, негромкий, но мощный, словно ветер, колышущий чащу тёмного леса, пронёсся в людской толпе: «О-о… Собо!..»

Но Собо с гордо вытянутой худой длиннющей шеей уселся на землю, уставился в небесную пустоту и не двигался с места.

«О-о-о…» – шум недовольства вновь прокатился, как ветер по тёмному лесу.

Доржи понял, что слишком увлёкся священнодействием, размахивая своими флажками, призывая богов, разбрасывая семена огня. Теперь же вызванный огонь уже догорел, горный склон стал чёрным и выжженным, простираясь в своей неприкрытой наготе, выставленный напоказ под синим небом и ясным солнцем, и тут и там ещё пуская струйки загашенного, да не до конца сизого дымка. Доржи наконец осознал, что хотя и сам процесс, и цель поджога остались те же, но в нынешние новые времена это уже преступление.

Он вздохнул, отвязал свой свёрток со спины ишака и взвалил на свои плечи, потом поклонился всем и в одиночестве ушёл вниз с горы.

В эту минуту полицейская машина, сверкая огнями полицейской мигалки, въехала в деревню. Всем было видно, как ушедший уже довольно далеко Доржи машет рукой собравшимся было лезть в гору работникам общественной безопасности, как он кричит им, должно быть, поясняя, что сам идёт сдаваться, чтобы не утруждать их, не заставлять карабкаться вверх. А несколько человек полицейских стоят, опершись на раскрытые двери джипа, и смотрят, как он шагает с горы к ним навстречу.

Когда Доржи спустился, полицейские надели на него наручники, погрузили в машину его вещи и уехали.

Начальник большой бригады Гэсан Вандуй сказал:

– Сегодня же, как придём, напишем ходатайство, все подпишутся, чтобы отдали его на поруки.

Ещё Гэсан Вандуй сказал:

– Твою-то мать, отвозить ходатайство надо будет, а машины-то нет, придётся мне самому пешком идти…

Кто-то из молодых пошутил:

– Так ты на осле Доржи поезжай!

За что получил от своего отца серьёзную оплеуху. Этот молодой ходил в уезде в сельскохозяйственный техникум. В данный конкретный момент в техникуме занятий не было, учителям за закрытыми дверями проводили учёбу и критику, учащихся же отпустили по сёлам и деревням, чтобы влились в производственный процесс. Молодой вытянул шею и хотел было ответить, но вынужден был сдержаться под давлением множества осуждающих глаз.

Подул ветер, поднял со склона чёрную золу пожарища и рассеял