в шестидесятые годы изобрели, до нас они далеко не сразу добрались. Альбуминов больше стало, инфузаматы, белковые смеси и аминокислоты, раневые покрытия. Так и идём потихоньку к снижению смертности, а нам потом на ежегодных конференциях московская профессура выдаёт: «Мы не верим в ваши цифры, вы над нами просто издеваетесь!»

– Я как-то цену смотрел на клинитроны, – задумчиво произнес Кириллов. – По сорок тыщ евро есть модели…

– Да, удовольствие дорогое, – согласился Лазарев. – Но купили они их с такой лёгкостью, словно речь о туалетной бумаге шла.

– А могли бы офисы нормальной системой пожаротушения оборудовать. Или средствами спасения с высотных зданий, – покачал Николай головой. – И не надо было…

Все поняли, чего именно не надо было бы делать в этом случае, но никто не успел высказаться на эту тему – за окном ординаторской промелькнули два пригнувшихся детских силуэта, в одном из которых по вихрастой причёске Добровольский узнал Шабалина.

– Это куда они? – вскочил Максим. Он успел открыть окно и крикнуть убегающим мальчишкам вслед, но потом только разочарованно развёл руками.

– В такси сели, – обернулся он к коллегам. – Детский сад какой-то. Сбежали.

Распахнулась дверь, и ворвалась дежурная сестра:

– Представляете, Шабалин с Новиковым в окно…

– Мы видели, – прервал её Лазарев. – Мимо нас проскочили.

– У Новикова кубиталка стоит, как он с ней… – продолжала причитать сестра.

– Прекращаем паниковать. – Лазарев остановил её жестом. – Напиши объяснительную, укажи время. С кубиталкой, уверен, они разберутся сами – выдернут, да и всё. Тётка, если не дура, вернёт их. Не сегодня, так завтра. Но ты историю закрой, Максим Петрович. Напиши – самовольно покинули территорию больницы.

– Леди с дилижанса – кони в курсе дела, – подытожил Кириллов, вставая с дивана. – Английская поговорка. Не все поймут. Ладно, я пойду, а вы тут разбирайтесь.

Когда он вышел, Лазарев спросил у Добровольского:

– А ведь ты по их душу к руководству ходил. И чего тебя вызывали?

Максим рассказал о попытке Марченко собрать денег для пацанов через Инстаграм.

– Странно, чего они удрали? – пожал плечами Алексей Петрович. – Им обновки светили в ближайшее время, а они в окно. Новиков там заводила, однозначно. Шабалин – как телёнок, куда потянули, туда и он. Ты проверил, она пост удалила?

– Проверил. Уже и к Ребровой сходил, показал.

– «Полох из петалды», – задумчиво пробурчал под нос Лазарев, вспоминая Шабалина. – Что у вас на завтра, коллеги?

– Кутузов, пластика, – быстро доложил Добровольский.

– У меня одна некрэктомия, – перебирая свои истории, добавил Москалёв. – Так, по мелочи.

– Хорошо, я тогда в реанимацию, сообщу им наши планы, а вы пациентов предупредите на завтра, чтобы не завтракали. И санитаркам скажите, а то они сердобольные, выговоров же мало получали, накормят за милую душу.

Он записал на листочке фамилии пациентов и вышел в коридор. Добровольский направился за ним следом, чтобы донести до пропившего мозги Кутузова мысль о том, что завтра с утра надо не есть и не пить.

В коридоре он увидел, что у входа стоит Марченко и с кем-то разговаривает через открытое в двери окошко. Человека было не разглядеть – он, похоже, стоял чуть поодаль. Сама же Люба приникла к окошку чуть ли не вплотную. Добровольский заинтересовался происходящим, остановился и, особо не прячась, стал смотреть на Марченко.

Говорили они негромко, понять что-либо из их разговора было нереально. Человек на крыльце немного переместился, и Максим, ожидавший увидеть сестру Любы, понял, что ошибся. Собеседником оказался некто в черной куртке, надетой поверх светло-серой толстовки; капюшон был наброшен на голову и слегка закрывал лицо, не позволяя определить возраст гостя.

Добровольский прислонился к стене, сложил руки на груди и решил дождаться окончания их разговора – ему хотелось узнать, что за посетитель у Марченко и что она может знать о побеге мальчишек. Было даже немного странно, что она до сих пор не примчалась к своему доктору на хромых ногах рассказать, что дети сбежали.

Складывалось впечатление, что собеседник Любы вполне осознанно прятал лицо – то ли не хотел, чтобы его запомнили, то ли на этом лице было что-то такое, чего он стеснялся или не хотел демонстрировать, а может, и то и другое вместе. Он смотрел всё время куда-то вниз, чтобы верх капюшона закрывал часть лица, и довольно часто оглядывался по сторонам. Люба говорила с ним шёпотом – она много жестикулировала, высунув одну руку в окошко и что-то показывая на пальцах. Ответов собеседника и вовсе не было слышно.

Спустя пару минут парень за дверью внезапно исчез, будто его там и не было. Люба развернулась и увидела доктора, внимательно смотрящего на неё. От неожиданности она вздрогнула, захотела отступить назад, но упёрлась спиной в дверь и замерла.

Добровольский поднял брови в немом вопросе. Марченко осторожно оглянулась на окошко, потом снова посмотрела на врача:

– Это те самые… Приходили. Типа мириться хотят.

– Которые кипятком вас облили? – уточнил Максим.

– Да, – кивнула Люба.

– Он вам угрожал?

– Кто? – слегка опешив, спросила Люба.

– Ваш гость.

– Какой гость? Ах, этот. – Она засмеялась. – Нет, не угрожал. Думаете, меня запугать можно? Ага, щас. – Она прислонилась к стене и так же, как и Добровольский, сложила руки на груди: – Марченко не запугаешь. Марченко, если надо, сама кого хочешь… Запросто и без вопросов.

– Точно. – указал Добровольский на её повязки. – А это из засады напали, конечно же.

– Это не из засады, – хмуро возразила Люба. – Это я пьяная была, как будто вы не знаете.

Максим пожал плечами и направился в палату к Кутузову. Уже возле кровати пациента он вспомнил, что забыл спросить у неё про мальчишек. Дав Кутузову все ценные указания и в десятый раз за день услышав от Клушина «Здравствуйте, доктор!», он прошёл по коридору до палаты Марченко, постучался.

– Да, – услышал Максим и вошёл. Люба сидела на кровати возле тумбочки, держа в руках пару конфет в простой бумажной обёртке.

– Любовь Николаевна, а как там ваши планы насчёт покупок мальчишкам какой-то одежды? Обещали через сестру.

– Сестра ещё не приходила. – Марченко бросила конфеты на тумбочку. – Обещала часов в семь вечера. Деньги я ей могу и так перекинуть, но она их сама увидеть хочет, чтобы с размерами не ошибиться.

Добровольский постоял немного, глядя на Любу, потом спросил:

– То есть вы не знаете, что они сбежали?

– Как сбежали? – вскочила Марченко. – Когда?

– Минут двадцать назад, – посмотрел на часы Максим. – В окно выпрыгнули, сели в такси, которое вызвали, и умчались в неизвестном направлении.

Люба смотрела на доктора, и было похоже, что она очень старательно пытается разыграть удивление. Марченко сделала несколько шагов