в действие давно намеченный план «Барбаросса» нападение на Советский Союз с целью создания «жизненного пространства на востоке». В прошедшие месяцы генералы Гитлера сосредоточили три миллиона солдат от побережья Балтийского моря до горных склонов Карпат. На их вооружении были 1800 самолетов, 3600 танков, 7000 артиллерийских орудий, 600 000 транспортных средств – а также 750 000 лошадей [634].

Солдаты 432-го пехотного полка должны перейти Буг одними из первых. Но если бо́льшая часть его подразделения должна переправиться по наскоро наведенному понтонному мосту, то Кунерт получает задание безопасно перевести на другой берег помимо Зигфрида еще и Альберта. Альберт – десятилетний темно-гнедой ганноверец, верховая лошадь начальника, полковника Рудольфа фон Чуди. Однако по мосту им не пройти, потому что из-за качки лошадей может охватить паника. Кроме того, они давно находятся под длительным обстрелом. Кунерту остается лишь переплыть реку с обеими лошадьми.

Еще во время военной подготовки Кунерт пробовал пересекать реку верхом на лошади, но, правда, не на Зигфриде и тем более не с двумя лошадьми за раз. Буг – река с быстрым течением. Некоторое время они скачут вдоль берега, пока наконец Кунерт не отыскивает место, где склон не слишком крутой и ширина реки лишь 100–150 метров. Убедившись, что на противоположном берегу нет врага, он раздевается, укладывает вещи в две плащ-палатки, сверху кладет карабин и каску, чтобы не намочить, и привязывает все к седлам. Наматывая поводья Альберта на левую руку, Кунерт крепко держится другой за гриву Зигфрида и, подтянувшись, садится в седло. Верхом на Зигфриде он медленно ведет лошадей вниз по склону. Альберт пытается повернуть назад, но Кунерт успокаивает его, да и Зигфрид отваживается войти в воду, и он сдается. Осторожно они идут вперед, все дальше заходя в реку. Лишь время от времени слышно нервное фырканье.

От природы лошади умеют плавать. Как только животные перестают чувствовать дно, они тут же принимаются грести передними копытами быстрой рысью. Кунерт соскальзывает со спины Зигфрида в воду и плывет между лошадьми. При этом он должен быть настороже, чтобы животные не задели его острыми копытами. Левую руку он положил на загривок Альберта, правую – на шею Зигфрида. Плывя рядом, они совершенно беззащитны и представляют собой легкую мишень, думает Кунерт. Что будет, если русские их заметят или если склон на другом берегу будет слишком крутым, чтобы залезть наверх?

Из волн торчат лишь головы Зигфрида и Альберта. Лошади задрали вверх ноздри и обнажили зубы, будто показывая опасному положению презрительную улыбку. Но это человеческий взгляд, потому что животные делают это инстинктивно – так вода не попадет в нос [635].

Постепенно они приближаются к середине реки, как вдруг их подхватывает сильное течение. Кунерт недооценил его скорость. Он еще сильнее сжимает поводья, чтобы его с лошадьми не разнесло в разные стороны, но их на несколько километров сносит вниз по реке. Лишь после того как река делает широкий поворот и постепенно течение замедляется, они могут проплыть оставшееся расстояние до другого берега. Наконец, они выбрались. На краю чащи Кунерт привязывает лошадей, одевается и отправляется искать свою часть.

Общий путь Кунерта и Зигфрида протянется еще дальше на восток, почти до самых ворот Москвы. Хотя проселочные дороги еще проходимы и дело двигается вперед, издержки просто несметны. Чтобы пройти 90 километров, кавалерийской части требуется 14–16 часов, от рассвета в 4 утра до позднего вечера в 10 часов. Передышки уходят в основном на то, чтобы напоить и накормить скот, оседлать и расседлать его. Вечером кавалеристы сначала чистят щеткой шерсть животных, затем обрабатывают натертые места, образовавшиеся от плохо сидящих седел, занимаются кормом и водой. И только после этого они могут позаботиться о себе и отдохнуть [636].

Лошадь играет особую роль в идеологии нацизма. В то время как нацисты больше всего любят сравнивать себя с волками и давать танкам имена больших кошек, лошадь остается единственным травоядным животным, единственным животным с инстинктом бегства, которого чтят наряду с этими хищниками. Не в последнюю очередь это проявляется в искусстве нацизма, изобилующем сюжетами с лошадьми, идет ли речь о длинноногих верховых лошадях, которые выносят солдат из всех трудностей, или же о тяжелых рабочих лошадях, равнодушно вспахивающих родной клочок земли. В иконографии национал-социалистов лошадь олицетворяет самоотверженность, которая при этом не кажется раболепной, и силу [637].

Адольф Гитлер не может налюбоваться лошадьми и заказывает Йозефу Тораку, одному из своих любимых скульпторов, две гигантские статуи лошадей в классическом стиле. Они стоят в саду новой рейхсканцелярии в Берлине, прямо перед рабочим кабинетом Гитлера. Но его отношение к копытным противоречиво. Если в частной жизни он окружает себя разными произведениями искусства, связанными с лошадьми, то с живыми особями Гитлер избегает любого прямого контакта – он испытывает к ним искреннее отвращение и считает глупыми [638]. Ночью в главной ставке Гитлер говорит соратникам, что подобно русскому, который работает только в условиях железной дисциплины, лошадь «мигом отбросит все воспитание», если постоянно не держать ее в узде[639]. Лошадь для него слишком буйная, слишком непредсказуемая и, главное, слишком старомодная. Поэтому автоманьяк Гитлер ни во что не ставит кавалерию [640].

Однако кавалерия имеет долгую традицию в Германском рейхе. До 1936 года состарившихся на службе военных лошадей Первой мировой войны награждали памятными медалями из латуни, на которых было написано «Боевой товарищ»[641]. И в 30-х годах кавалерия продолжала пользоваться исключительной репутацией в военных кругах, олицетворяя собой «рыцарский идеал всадника»[642]. Союз всадника и лошади на войне – пожалуй, наиболее яркое проявление того, что культуролог Ульрих Раульф называет кентаврийским пактом[643]. На протяжении тысячелетий на поле боя не было более впечатляющей картины, чем вид воина-всадника, слившегося со своим боевым конем в могучее гибридное существо. Даже на заре появления танков лошадь продолжает считаться «иконой всего солдатского», потому что помимо самоотверженности воплощает собой послушание и верность[644]. Также генерал Фридрих Паулюс, в будущем командующий 6-й армией в Сталинграде, охотно фотографируется верхом на коне для семейного альбома, потому что, по его ощущению, это достойно фотографии офицера [645].

Но классическая кавалерия постепенно изживает себя. Лишь четверо из 25 главнокомандующих в Восточной армии – выходцы из кавалерии. Уже в ноябре 1941 года последняя кавалерийская дивизия пересаживается с лошадей на танки. Тем не менее верховые лошади не вернутся на родину. Вместо солдат на поле боя теперь они тащат многотонные