совершенно непонятно, когда закончится это дерьмо» [sic!], – пишет солдат в середине января 1943 года [675]. Чтобы не умереть от голода, солдаты принимаются за животных, трупы которых лежат уже несколько недель и постепенно начинают разлагаться [676]. Чтобы разделить тушу, они засовывают в нее гранату и затем варят разорванные ошметки мяса в талой воде[677].

Когда две недели спустя, в феврале 1943 года, обмороженная и умирающая с голоду 6-я армия капитулирует в развалинах Сталинграда, из 250 000 захваченных немецких солдат в живых остается 90 000. Лишь 6000 из них вернутся из плена домой [678]. Из 52 000 лошадей ни одна не выйдет из Сталинградского котла [679]. Все они замерзли, пали на поле боя или были съедены. Но и там, где бои давно миновали, лошади продолжают умирать. В Крыму, в мае 1944 года, смертность среди лошадей достигает своего печального апогея.

Лошадь как помощник поселенцев

Двумя годами ранее, в июле 1942-го, после ожесточенных боев вермахт захватил полуостров в Черном море. В безумных мечтах Гитлера о германской мировой империи Крым занимал особое место. После победы над Сталиным он намеревался заселить полуостров южными тирольцами, чтобы продолжить «германскую традицию», которая началась еще в третьем веке с жившего там когда-то племени крымских готов. Теперь Крым должен был называться «гау Готенланд», а город Севастополь – носить имя Теодорихсхафен, в память о легендарном короле готов Теодорихе[680][754].

Идея принадлежит Альфреду Фрауэнфельду, гауляйтеру Вены и назначенному генеральному комиссару Крыма, не в последнюю очередь она продвигалась Гиммлером, который сообщил о ней Гитлеру. К переселению должны были приступить по окончании войны [681]. Для этого в исследовательском обществе СС «Аненербе»[682] Гиммлер специально запустил программу исследований по выведению степной лошади, устойчивой к морозам, для поселенцев на востоке[683]. Эрнст Шефер, специалист по лошадям в СС, летом 1943 года получил от Гиммлера задание начать выведение новой породы лошадей [684]. Но скоро выяснилось, что из этой идеи ничего не выйдет. Южные тирольцы в Крыму, так же как и новая порода лошадей, остались пустыми фантазиями.

С осени 1943 года солдаты размещенной там 17-й армии заняты в первую очередь защитой Крыма от усиленных войск Красной армии. Они сдают позиции одну за другой; до сих пор удалось удержать лишь Севастополь. Они упорно сопротивляются в хорошо укрепленном портовом городе на юго-западном побережье Крыма, пока в начале мая 1944 года положение не становится совсем безнадежным, и солдаты вермахта получают давно ожидаемый приказ об отступлении [685]. Но теперь встает вопрос: что делать с 30 000 лошадей?

Среди животных в Севастополе находится и сивая кобыла Паприка. Она происходит из города Бырлад на востоке Румынии, где один кавалерист в июне 1941 года приметил ее среди других местных верховых лошадей, которых приобрел вермахт, чтобы покрыть возросшие нужды и восполнить потери предыдущих месяцев. Имя и воинское звание солдата нам неизвестны. Он записал лишь воспоминания о Паприке.

«Ты помнишь, Паприка, – пишет он в письме о пережитых событиях. – Мы понимали друг друга с самого первого дня. Ты была умна, у тебя был характер. Ты реагировала на малейшее прикосновение к ноге. Конечно, твоя рысь была ужасна. Почему ты вскидывала передние ноги так высоко? Не обижайся, Паприка, частенько я подозревал, что ты происходишь из легкомысленного мира циркачей. Но твой прекрасный, твой ни с чем не сравнимый галоп, твоя стремительность, твои прыжки были великолепны». Никто не отваживался ездить на буйном звере, кроме него. Она кусалась и выходила из строя, как только рядом вставала другая лошадь. Несмотря на это, он оставил Паприку и со временем завоевал ее доверие.

Паприка сопровождала его при наступлении на протяжении 1000 километров – от Румынии, через Бессарабию в сегодняшней Молдавии и Украину до юго-западной части Крыма. На каждом долгом перевале она ложилась рядом, и он клал голову ей на живот. «Эта скотина перебьет тебе кости», – насмехались сослуживцы, но он отвечал пренебрежительной ухмылкой. Что они понимают? Не понимали они, когда он с Паприкой исполнял маленький трюк: осторожно зубами она брала у него изо рта кусок хлеба. Остальные покачивали головой и говорили: «Когда-нибудь эта скотина откусит тебе нос».

Ничего подобного не произошло. Вместо этого за успешную доставку донесений на ее спине он получил Железный крест. А когда на Керченском полуострове, что в восточной части Крыма, они попали на минное поле, благодаря прежде всего ее спокойствию и точности они выбрались невредимыми. Так как трассировочные шнуры, которыми обозначают заминированные участки, были оборваны, ей приходилось пятиться задом. «Навострив уши и тихо фыркая, ты очень медленно ступала по своему следу, – пишет он. – Я тебе никогда не говорил, Паприка, что после счастливого завершения войны я хотел тебя продать и уже подыскал кров в Берлине у хороших людей. Теперь же мы должны с тобой расстаться, беспощадная военная судьба разлучает нас».

Это прощальный привет ей. Может быть, Паприка не раз спасала ему жизнь – теперь ее собственная закончится здесь. Приказ об отступлении 17-й армии для нее и остальных лошадей означает смертный приговор. Согласно ему, лошади ни в коем случае не должны попасть в руки русским. Но поскольку солдаты при бегстве не могут взять животных с собой, те должны быть ликвидированы – все 30 000. Однако многие солдаты отказываются собственными руками убивать своих лошадей. Расстрел лошадей берут на себя солдаты ветеринарной роты. Они выстраивают животных по одному в ряд на крутом берегу Северной бухты. «Еще раз я вдохнул теплое дыхание Паприки, – пишет ее всадник, – еще раз я прислонился лицом к ее мягким, как бархат, ноздрям. Я смотрел ей вслед до тех пор, пока из-за вала ничего не стало видно».

Какими бы близкими ни были отношения с «камрадом-лошадью», беспрекословное повиновение солдат важнее. Одного за другим коней берут за узду, вставляют в ухо ствол винтовки, нажимают на спусковой крючок и сталкивают с обрыва в море. Так как казнь затягивается и лошади начинают вести себя все беспокойнее, оставшихся животных сгоняют вместе и изрешечивают из пулеметов, пока в живых никого не остается. Наверное, еще долгое время трупы плавают в бухте, где волны вновь и вновь бросают их на обрывистый берег[686].

Каждый день войны в немецкой армии гибнет в среднем 865 лошадей [687]. К концу войны их станет 1,8 миллиона. Три четверти, как и