повозки боевого обоза [646]. Правда, к началу 1943 года под Смоленском будет вновь сформирован кавалерийский отряд под руководством Георга фон Бёзелагера для борьбы с партизанами, но это не отменяет того факта, что военная роль лошади во Второй мировой войне окончательно изменилась [647]. Они продолжают оставаться незаменимыми лишь в качестве перевозчика грузов, упряжной и верховой лошади для посыльных и разведчиков [648]. В этом вермахт, так же как войска Наполеона почти 130 лет назад, все еще зависит от лошадей. Насколько сильно, уже совсем скоро будет ясно [649].

Увязли и замерзли

Еще дышит теплом солнце над Восточно-Европейской равниной, еще земля под копытами Зигфрида твердая и пыльная, еще трясутся рядом повозки боевого обоза, продвигаясь вперед в сторону русской столицы. Но на горизонте уже собираются первые тучи. В начале сентября 1941 года начинаются дожди. Льет так сильно и продолжительно, что лужи не успевают высохнуть, их становится с каждым разом больше, почву размывает на глубину до метра. Мотоциклы и автомобили друг за другом застревают в грязи. Наступление приостанавливается. Только лошади продолжают непоколебимо тянуть повозки из грязи, хотя сами скоро почти по брюхо погрузятся в трясину. За распутицей приходят холода. Холода, от которых замерзают реки, глохнут моторы, а теплое дыхание Зигфрида мгновенно превращается в ледяные кристаллы.

Еще в начале октября 1941 года Гитлер в листовках сообщал солдатам Восточного фронта, что до окончательной победы рукой подать и уже через месяц они достигнут Москвы. Но теперь, четыре месяца спустя, он сидит в «Волчьем логове», одной из своих главных ставок, которая скрыто расположена в лесах Восточной Пруссии, и осознает, что битва за Москву проиграна. Распутица и морозы дорого обходятся немецким войскам. Коммуникации растянулись, и нескольких захваченных русских поездов не хватит, чтобы компенсировать этот недостаток. Поскольку русская железнодорожная колея почти на девять сантиметров шире центральноевропейской, немецкие солдаты пытаются перешить пути на свою колею, но при температуре ниже минус 40 °C металл становится хрупким и ломается. На трескучем морозе и пулеметы один за другим отдают концы. Надежда только на одно, как в середине января 1942 года недовольно констатировал Гитлер: «Сейчас эффективна только лошадь панье»[650].

Панье – типичная сельская лошадь Восточной Европы, что-то вроде «фольсквагена» Восточного фронта. «Панье» на польском языке означает «господин» и в солдатском обиходе служит обозначением для польских и русских крестьян. Выносливая маленькая лошадка размером не больше пони, чей рост даже не превышает 150 сантиметров в холке, ежедневно может без устали проходить до 150 километров. Кроме того, она почти не подвержена болезням, выдерживает температуру до минус 50 °C на открытом воздухе и довольствуется эрзац-кормом, например ячменем и кукурузой. В случае крайней необходимости она может питаться даже древесной корой, которую обгладывает с бревен рубленых домов [651]. Еще до начала Восточной кампании каждая немецкая дивизия получила в свое распоряжение от 200 до 300 гужевых повозок с лошадьми панье для увеличения мобильности. Вскоре эти лошади составляли более 20 % общего поголовья в Восточной армии. Единственный недостаток панье – ее телосложение. Из-за коротких ног она проходит рысью максимум 10 км/ч. Лошадь, подобная Зигфриду, преодолевает за то же время до 15 километров. Кроме того, панье в лучшем случае может нести груз весом в 15 килограммов и тащить самое большее 150. Для легкой полевой гаубицы, самого распространенного орудия вермахта, она просто слишком слаба [652].

Для Макса Кунерта и его лошади Москва тоже давно перестала быть главной целью. Их подразделение уже отступает и теперь находится в нескольких днях пути верхом к юго-западу от советской столицы, в какой-то глуши на западе России. Глубокой зимой Кунерту становится все труднее добыть для лошади достаточно корма. Каждый день Зигфриду, чтобы не ослабеть, требуется примерно 10 килограммов сена и овса. Именно тракененские лошади быстро теряют в весе при нехватке корма [653]. На некоторых участках фронта упряжным лошадям приходится доставлять сено и овес даже на самолете[654]. Из-за долгих маршей и плохого питания многие лошади настолько отощали, что седла и сбруя болтаются и натирают спины [655]. Хотя Зигфрид тоже исхудал, до сих пор Кунерту удавалось мало-мальски его поддерживать, но в тот вечер 1941 года кавалерист был уже близок к отчаянию. Они разбили лагерь неподалеку от деревни Юхнов[656] в Калужской области. Несколько часов Кунерт бродил в поисках овса или другого корма и ничего не нашел. Единственным, что ему удалось раздобыть, был старый диван. Немедля он распорол его и выковырял охапку пыльной соломы, которой тот был набит, и Зигфрид с готовностью ее съел.

Помимо поиска корма есть и вторая важная задача – каждый день заново найти Зигфриду сухое место для ночлега. Это совсем не просто для лошади с его размерами, ведь большинство конюшен подходят по росту разве что местным панье. Однажды вечером, когда вокруг них снова бушевала метель и на ресницах и морде Зигфрида уже повисли маленькие сосульки, Кунерт замечает вдали на краю поля покосившуюся от ветра лачугу. Спереди у нее – маленькое окошко, сзади – узкая дверь. Вероятно, летом здесь торгуют фруктами и овощами. Но сейчас она пустует. Пока на улице вовсю метет, Кунерт пытается ласковыми уговорами шаг за шагом направить Зигфрида к низкой постройке. В конце концов конь входит по диагонали и помещается там[657].

Тяготы Восточной кампании для лошадей уже в марте 1942 года становятся такими непомерными, что значительная часть из них проходит немногим больше 10 километров в день[658]. Многие по пути теряют подковы, однако кузнецов и материала недостаточно, чтобы подковать лошадей заново[659]. Колеса тяжелых стальных повозок на грунтовых дорогах, размытых талой водой, глубоко зарываются в землю, и под грузом повозок военного обоза животные один за другим обессиленно падают. Солдаты уже давно дали повозкам подходящее название – «убийцы лошадей»[660].

Много лошадей гибнет от колик, сердечных заболеваний, мыта – бактериальной инфекции верхних дыхательных путей. У других чесоточные клещи съедают всю шкуру, и в заболевшем животном едва различишь, вороная это кобыла или сивая [661]. К тому же на болотистых территориях России и Балкан появилась малознакомая в Германии болезнь, которая щадит местных лошадей панье, но существенно бьет по чувствительным тяжеловозам: пироплазмоз, также именуемый малярией лошадей, переносится клещами и в некоторых регионах России является наиболее опасной эпизоотией [662].

Для содержания огромного поголовья лошадей