– Сейчас привезут, – сказал Протасов. – Онтам пробовал права качать, но я настрого наказал…

– Конверт где? – спросила Даша. – Что ж тысразу не сказал?

– Даш, я двое суток не спал, у меня какая-то сукамалолеток трахает… Весь отдел на ногах.

– Ладно, давай…

Самый обыкновенный конверт, незапечатанный. С четко, крупновыведенной надписью: «Городской уголовный розыск, капитану Шевчук Д. А.». Дашаосторожно вынула его пинцетом из пластикового мешочка:

– Так и был, незапечатанный?

– Ага. Клеевой слой не нарушен, сама посмотри. Внутрь мыеще не лазили, тебя ждали – вдруг это какие-то твои дела… Потому и тебе сразупозвонили.

Даша тем же пинцетом вытащила сложенный вдвое листок,осторожно развернула его, помогая пинцету авторучкой. Плотная белая бумага.Жирными линиями, похоже черным фломастером, довольно примитивно изображензагадочный рисунок. Телевизор, каким его рисуют дети, – плоский «видспереди». Чтобы не было ошибки, снабжен рогулькой-антенной и буквами «ТV».Рядом – некая лента с рамочками, большими и маленькими… ну конечно, кинопленка.И в каждом кадре необычайно старательно выписанные цифры: 25 25 25 25…

Она долго рассматривала таинственное рукоделие, непонятное,как иероглифы. Поворачивала и так, и сяк.

– Понимаешь что-нибудь? – спросил Протасов.

– Ни черта, – сказала она сердито.

Кое-что она все же понимала. Зыбин играл крупно и опасно – ихотел подстраховаться, чтобы его безвременная кончина не осталась неотмщенной.Только так можно заготовленное впрок послание истолковать. Дальше пошливарианты. Незаклеенный конверт можно толковать двояко: либо Зыбин намеревалсясюда положить что-то еще, либо колебался, не верил до конца, что его могутзамочить. Возможно, хотел продемонстрировать конверт собеседнику – в лучшихтрадициях жанра: «Либо вы мне скажете, Мориарти, кто спер голубой карбункул,либо этот конверт уйдет в Скотланд Ярд». Это, несомненно, был именно собеседник– рано делать выводы, но стоит допустить, что какое-то время они сидели вмашине и беседовали.

Есть, конечно, и другая версия: конверт с загадочнымпосланием – изощренная попытка сбить Дашу с толку. Деза. Но какой смысл в том,чтобы подсовывать совершенно непонятную дезу?

– Что там еще? – спросила она, засунув конвертобратно в пакетик.

– Деньги, документы, всякие мелочи. «Макаров» с разрешением– разрешение стандартное, аренда… На взгляд – не липа. В машине еще – японскийтранзистор, был выключен. Хорошая штучка, всеволновая.

Она оглянулась на «короллу»:

– Зевак хватает, а вот не вижу я никого похожего насвидетеля… Нету?

– Ни намека на свидетеля. Мои носятся по дому, ночто-то я на это надежд не возлагаю. Похоже, все чисто сделано.

– Да, он вообще чистодел…

– Кто? – машинально спросил Протасов.

– Не знаю, – сердито сказала Даша. – Знаю,что он есть, а вот кто он… Привезли, что ли?

Вылезла и подошла к остановившемуся неподалеку сиреневомуБМВ, сопровождаемому милицейским «Москвичом». Дверца германского красавцараспахнулась, выбрался рослый мужик с волевым лицом простецкого российскогосупермена. Даша с ним прежде не сталкивалась, знакомство чисто заочное,персона, в общем-то, стандартная: сначала – КГБ, потом – частник, не зарываетсяи не наглеет, но, как уже было прежде подмечено, склонен к прогулкам поскользковатым дорожкам.

Он огляделся, чутьем, должно быть, уловив, что на него, какмедведь на крестьянина в классической басне, должен насесть здешний главный, ипытаясь главного вычислить.

– Здравствуйте, – сказала Даша, взяла его под рукуи повела немного в сторонку. – Это я тут банкую. Капитан Шевчук.

– Это вас кличут Рыжая?

– Ага, – сказала Даша. – Я самая. Вы как,Петр Георгиевич, протесты будете заявлять?

– Следовало бы. Когда столь бесцеремонно врываются… Ноя, вообще-то, подожду. Смотря что преподнесете.

– Печальную весть я вам преподнесу, – сказалаДаша. – Вы вон ту машину знаете?

Он присмотрелся.

– Даже не скажу…

– Не ваша?

– Я машинами не занимаюсь. На это есть один из замов. Ивсе номера не помню. Вы, наверное, тоже все ваши машины в «лицо» не знаете?

– Там Зыбин, – сказала Даша. – Мертвый. Тезкаваш, Петр…

Его лицо мгновенно стало еще более зажатым:

– Кто? И – как?

– Два раза – ножом в сердце, – сказалаДаша. – Кто – простите, не знаем… Может, у вас есть догадки ипредположения?

– Никаких.

– Даже для приличия не станете в небо таращиться игубами шевелить?

– Я про вас слышал, – сказал он медленно. – Ипотому вашей манере разговора не удивляюсь…

– Бог мой, а какие у меня манеры? Просто беседуем…

– Мне не нужно ничего изображать «для приличия».Совершенно не представляю, чем он занимался.

– Он же у вас занимал довольно высокий пост…

– Видите ли, у нас, в отличие от вашего ведомства,несколько другие порядки, – терпеливо объяснил он. – Шеф не обязанбыть в курсе совершенно всех операций. Особо доверенные люди, к числу которыхпринадлежал и Петр Павлович, могли в особо оговоренных случаях приниматьрешения на собственный страх и риск, самостоятельно разрабатывать что-то. Присоблюдении некоторых условий, понятно. Предельно упрощая, их можно определитьтак: не причинять вреда конторе, ни во что ее не втянуть… Хотя, конечно,принято было о любой такого рода работе на еженедельных совещаниях докладывать.

– А если он работал что-то абсолютно свое?

– Не думаю. Он был дисциплинированным человеком.

– Ну, а если ему предложили особенно вкусную сумму?

– Слушайте… Давайте откровенно. Почти на каждого можнонайти соответствующую сумму. Возможно, и на вас, простите… И в таких условияхстопроцентную гарантию может дать лишь Господь Бог. Я не считаю, что он радилевого заработка мог пренебречь интересами конторы. Но предугадывать егореакцию на искушающую сумму я бы не взялся. Может быть, да, может быть, нет.

– Иными словами, вы ничего не знаете?

– Ради этого не стоило меня сюда вытаскивать. Можнобыло приехать и спросить. Я повторил бы то же самое. Или хотели поставить передфактом, на горячем – и полюбоваться реакцией? Я думал, вы работаетегораздо изощреннее…

– Вы находитесь в конфронтации с каким-то другимагентством?

– Ей-богу, не знаю… – усмехнулся он. – Если увас что-то есть на мою фирму, давайте играть в рамках закона, ладно?