Девушка его изумила, спросив:

— А отец похвалил его за меткое попадание?

— Не помню. Но, на мой взгляд, это как раз та ситуация,которая характеризует моего брата: извечный хладнокровный победитель.

— Непросто быть победителем, когда твоих побед не ценятсамые близкие люди, — с упреком заметила Катя.

— Ну прости, что не смог похвалить его за убийство оленя! —съязвил Вильям. — Не нужна ему была ничья похвала. Тому, кто знает, что онлучший, — это незачем.

Катя ничего не сказала, но молодой человек понял, что она сним не согласна.

К счастью, через несколько метров они увидели справа в стенежелезную дверь, и тему можно было сменить.

— Пойдем, — пригласил молодой человек, дергая за ручку.

Комната оказалась обставлена мебелью: диван, кресла, стол.

— Тебе следует поспать.

— Не хочу, — заявила Катя.

— Когда ты спала последний раз?

— Наверно, дня четыре назад, — пожала она плечами.

Вильям усадил ее на диван — сам сел в кресло и вынул изсумки одну из двух канистр крови из погреба Лайонела. Налил в пластмассовыйстакан и подал. На лице девушки промелькнуло удивление, когда та поняла, чтокровь человеческая, а не привычная для него — животная. В место, куда онинаправлялись, такого понятия, как вегетарианство, просто не существовало. Аподчеркивать свое отличие от всех остальных перед старейшинами, Вильям счелкрайне плохой идей. Для расправы над ними Создателю было достаточно и того, чтоони вышли из дома с преступной целью навестить его. Не хотелось усугублять ибез того шаткое положение глупостью из разряда: «Ко всему прочему, у нас еще иразные вкусы!»

— Отдохни пару часов и двинемся дальше.

Девушка хотела поспорить, но откинув голову назад, на мягкуюспинку дивана, посидела так с минуту и согласилась:

— Хорошо, отдохнем.

Катя сняла куртку, вытянулась на диванчике и, закрываяглаза, пробормотала:

— Только не давай мне долго спать.

Вильям сидел тихо-тихо, боясь шевельнуться. А в своихфантазиях брал спящую девушку на руки и нес обратно — домой, в безопасность.Ему ничего не хотелось сильнее, чем вразумить ее, заставить понять, какоебессмысленное решение она приняла. В конце пути их ждала смерть или заточениеза наглость, которую они осмелились проявить, явившись в Тартарус безприглашения.

Услышав странный шум, Вильям затаил дыхание. Тишина. Тогдаон осторожно поднялся и выглянул за дверь. Тоннель был пуст, однако молодойчеловек мог бы поклясться, что слышал шаги. До Воронежа оставалось каких-топятьдесят километров, но следов завалов, о которых писали несколько лет назад вгазетах, Вильям так и не заметил.

Он прикрыл за собой дверь и прошелся вперед по тоннелю,продолжая вслушиваться в тишину. Когда он уже хотел вернуться в комнату отдыха,то явно расслышал голоса. Вильям прибавил шагу, про себя отметив, что коридорстал ниже и уже. Видимо, это как раз было место завалов.

Голос принадлежал мужчине и находился тот буквально вкилометре или двух.

Между тем тоннель разветвился. В одну и другую сторону велиузкие проходы. Но Вильям не свернул, он продолжал идти по главному тоннелю ислышал, как шаги то приближаются, то удаляются. Словно кто-то нарочно играл сним.

Молодой человек ускорил шаг и тут голоса послышались совсемблизко, сразу с обеих сторон, а потом прогрохотал взрыв, и потолок обвалился.

* * *

Катя резко проснулась и села на диване. В комнате онанаходилась одна. Сумка Вильяма и ее рюкзак лежали возле стола — самого жепровожатого нигде не было видно.

— Вильям, — негромко позвала девушка.

Никто не отозвался.

«Не мог же он меня бросить? Передумать?» — Она сползла сдивана и вышла из комнаты, настороженно оглядываясь по сторонам.

Девушка некоторое время звала его, но так ничего и недобившись, вернулась в комнату за курткой, рюкзаком и сумкой. Первое, чтоприходило на ум в связи с исчезновением Вильяма, совсем недавно обещавшегосопровождать ее, это желание молодого человека разведать дорогу. Он постоянно твердилпро завалы, но только теперь девушка поняла, насколько серьезны были егоопасения, раз он решился пойти тайком и проверить.

Катя заслышала голос и остановилась. Громко позвала Вильяма,но мужской голос где-то вдалеке тут же стих — воцарилась тишина. От неесделалось не по себе. Внезапная мысль, что в подземелье может быть кто-то еще,помимо нее и Вильяма, напугала.

«Молодец! К старейшинам отправилась, а сама дрожу тут какосиновый лист. Ну и вампир из меня получился», — сердито думала она, быстро шагаяпо тоннелю.

Она вновь попыталась звать своего незадачливого провожатого,но от стены к стене гуляло лишь эхо.

Через некоторое время, так и не обнаружив Вильяма, Катя нена шутку испугалась. Теперь она была абсолютно сбита с толку.

Мог ли Вильям просто бросить ее, испугавшись старейшин? Аможет, то была ловушка? Хотел, чтобы она вернулась домой и не придумал ничегоиного, как исчезнуть, тем самым заставив ее заволноваться и повернуть назад?

Предположение о ловушке девушке совсем не нравилось. Ей нехотелось думать так о Вильяме. Она не верила, что он способен на подобныйобман, такую подлость. С другой стороны, она прекрасно знала: если Вильям вочто-то верил, он мог пойти на многое, лишь бы справедливость восторжествовала.Как раз это ее и пугало, не позволяя заранее снять с друга все обвинения.

Вкус его поцелуя еще оставался на губах как дуновениепрошлого — зимы, где она была влюблена в зеленоглазого красавца из парка, иснег не таял на его черных, как ночь, волосах...

Катя улыбнулась от воспоминаний.

Вильям был частью истории — ее и Лайонела, связующим звеном,не позволившим в свое время цепи разорваться. Девушка знала, не дай он ейиграть с собой, отвернись от нее, она ни за что бы не сумела добиться Лайонела.И теперь, понимая, что Вильям в ее истории любви стал лишним, она мучилась.Трудно было помнить их единственную ночь. А теперь видеть его глаза с застывшимв них вопросом, улыбку, за которой скрывалась печаль, чувствовать, что каждоеприкосновение к ней для него по-прежнему что-то значит.

Его отъезд в Сенегал стал для нее спасением, позволилненадолго забыть, на что она пошла ради Лайонела и бессмертия. А внезапноевозвращение превратилось в ежедневную пытку.

«Не думать, не думать», — сказала себе Катя, подтягиваясползающую с плеча сумку. Все эти мысли действовали на нее угнетающе. Хотелосьвыключить их, как когда-то хотелось, чтобы смолкла музыка в голове.

Девушка увидела по обе стороны тоннеля узкие коридорчики.Свернуть в один из них она не решилась, пошла дальше. Но, услышав позади шаги,резко обернулась и тогда ее ослепило. В сводах пещеры раздался дикий крик боли.Катя не сразу поняла, что это ее голос, до того эхо исказило его. Тело обожгло,точно горело заживо, и мышцы сковало — не шевельнуться. Девушка не виделаничего кроме яркого света, сжигающего глаза, и не чувствовала ничего, кромеболи, какую могли бы причинить огонь и миллионы игл, одновременно вошедшие вплоть.