– Джессика! – Марина, испуганная ее восковой бледностью, кинулась вперед, подхватила Джессику, подвела к креслу. – Вам лучше сесть.

– Нет, ничего, все уже прошло. – Джессика зябко потерла руки. – Просто, Марион… как-то так случилось, что вы – единственный человек, которому я выдала боль, которая скрывается под маской приличий. В тот страшный день, когда сгорел мой дом и погибли родители, я была с Алистером. Мы поехали кататься верхом, и конь мой вдруг охромел, да так, что едва мог передвигаться. Мы с Алистером ехали на его коне – конечно, медленно, да еще меня угораздило свалиться. Когда мы добрались до Маккола, было уже поздно возвращаться домой. К тому же я ужасно себя чувствовала и осталась ночевать. К моим родителям мы отправили посыльного. Он вернулся под утро, едва живой от ужаса, и сообщил, что Ричардсон-холл сгорел, и все, кто был в нем, – тоже. Говорили, что мне повезло, меня спас Божий промысел, а я… вы и не представляете, что я чувствовала! Сначала – только горе по ним, потом – радость, что осталась жива благодаря прогулке с Алистером. Но вскоре я пожалела, что осталась жива, что не умерла вместе с моими родителями. Я узнала про Гвендолин, про ее ребенка… Трудно мне пришлось, дорогая Марион! Очень трудно! Если бы Алистер остался жив, я знаю, что так или иначе заставила бы его любить, хотя бы уважать меня. У нас бы родились свои дети… А так получилось, что Гвендолин одержала надо мной верх, пусть и мертвая.

– Как мертвая? – У Марины от изумления даже голос сел. – Вы же говорили, что она ушла в монастырь.

– Так оно и было. Однако вскоре в монастыре стало известно, что новой послушнице, как говорят в наших краях, тесен поясок. Разумеется, ее хотели выдворить вон сразу, потом христианское милосердие все-таки взяло верх и ее оставили жить в особом домике, куда даже допустили ухаживать за ней ее подругу Флору.

– Флору? А, помню! – кивнула Марина. – Вы говорили, что Флора – молочная сестра Алистера, и что мистер Джаспер… словом, у них ребенок, дочь.

– Ну, в свете последних новостей совершенно неизвестно, кто на самом деле отец этой девочки! Джаспер ведь уверял в своем дневнике, что неспособен иметь детей. Наверное, Флора с кем-нибудь украдкой согрешила, а он снисходительно простил свою любовницу. Фу! – Она вдруг брезгливо передернулась. – Чтобы один из Макколов открыто признал своей дочь какого-нибудь крестьянина, браконьера, в лучшем случае фермера?! Это… это постыдно! – Тут она нахмурилась и постаралась вернуться к прежнему своему спокойному рассудительному тону: – Но это уж их дела, которые меня не интересуют. Мы говорили о Гвендолин. Так вот: она родила мертвого ребенка. Я даже не знаю, сын это был или дочь. Гвендолин, впрочем, даже не успела погоревать, потому что через сутки и сама умерла от родильной горячки. Флору, бедняжку, это так потрясло, что у нее тут же начались схватки (я забыла упомянуть, что она в ту пору тоже была беременна), – и она прямо там, в монастыре, родила свою дочь. Джаспер узнал об этом от посыльного, примчался, увез свою любовницу в деревню…

– А Гвендолин? – перебила Марина, едва дыша. – Что было с Гвендолин?

– Да умерла она, я ведь вам уже говорила! – сухо ответила Джессика.

«Всё. Значит, я точно уже начинаю здесь сходить с ума, – отрешенно подумала Марина. – Значит, мне и Урсуле являлся призрак Гвендолин, которую, наверное, терзали какие-то адские силы, а вовсе не какой-то там насильник. Умерла!»

– Вы… в этом уверены? – нерешительно спросила она.

– Как я погляжу, вы и впрямь всерьез озабочены проблемами Маккол-кастла, – криво улыбнулась Джессика. – Ох, это все такая путаница! Но можете не сомневаться: Гвендолин мертва. В этом я убеждена так же, как в том, что сейчас говорю с вами. Я даже знаю, где покоится ее тело.

– Откуда? – вскинула брови Марина, и Джессика повторила ее движение:

– То есть как это – откуда?! В монастыре мне показали ее могилу, вот и весь секрет.

– А ребенок?

– Разумеется, он похоронен там же. И если я всплакнула, стоя над тем бедным холмиком – а видит Бог, я не смогла сдержать слез! – с выражением стыда на лице воскликнула Джессика. – То не над прахом Гвендолин, а лишь над этим бедным малюткой, который… Понимаете, – она вскинула измученные, тоскливые глаза на Марину, – ведь если бы Алистер погиб уже после того, как мы с ним поженились, и пусть бы я даже не успела зачать… я могла бы взять ребенка Гвендолин и воспитать его как своего сына или дочь.

– Дочь… – эхом отозвалась Марина, и у нее вдруг мурашки побежали по спине от внезапной догадки. – Дочь!

– Что – дочь? – обеспокоенно глянула Джессика.

– Ох, не знаю! – возбужденно пробормотала Марина. – Не знаю, но…

– Но – что? – повторила Джессика.

– Это бред, конечно, я даже не уверена, стоит ли говорить…

– Не уверены – так не говорите. Но это нечестно – делать намеки, а не говорить! – надулась Джессика. – Да я уже умираю от любопытства.

Марина глубоко вздохнула. Эта невероятная догадка так и распирала ее, она уже не смогла бы промолчать, даже если бы и захотела!

– А что, если ребенок Гвендолин вовсе не умер? Что, если Флора взяла его, в смысле – ее, и выдала за свою дочь? – выпалила она.

– Но тогда бы у Флоры было двое детей, а у нее лишь одна дочь, – пренебрежительно ответила Джессика, и вдруг глаза ее расширились: – Вы имеете в виду, что…

– Ну да, да! – нетерпеливо воскликнула Марина. – Умер на самом деле ребенок Флоры! Тогда вполне понятно, почему Джаспер так охотно признал девочку за свою и не бросил Флору. Ведь это вовсе не дочь какого-то там крестьянина, как вы говорили, или фермера, или кого-нибудь еще. Это дочь…

Она прикусила язык, с жалостью глядя на Джессику, лицо которой приняло прежнее измученное, тоскливое выражение.

– Нет уж, вы договаривайте! – выдавила она с усилием. – Вы ведь хотели сказать, что это дочь его родного племянника Алистера, да?

Марина кивнула, чувствуя себя – глупее некуда. Черт бы побрал ее с этой догадливостью и болтливостью. То никак не может поверить в очевидное: что Десмонду на нее наплевать! – то вдруг ее осеняют невесть какие бредовые прозрения и она спешит поведать их всем и каждому, нисколько не заботясь, что убивает людей наповал.

– Да ведь это только так показалось мне, – начала она неуклюже оправдываться. – Вы меня не слушайте! Я иногда такого наговорю, что сама диву даюсь.

Она замолчала. В том смятом листке из дневника Джаспера было еще кое-что… но об этом лучше сейчас не говорить. С Джессики на сегодня уже хватит Марининых догадок! Каково это будет ей узнать, что девочка, которая живет у Флоры, на самом деле вовсе не побочная дочь Алистера, а…

Марина мысленно заперла свой рот на самый большой из всех когда-либо виденных ею висячих замков и, чтобы скрыть от Джессики глаза, отвернулась к шкафу и принялась перебирать платья: надо же в конце концов одеться, хватит стоять полуголой, уж и плечи озябли.