– …Да, Флора очень мила! – согласилась Джессика, задумчиво глядя в небо, и вдруг перевела на Марину острый взгляд: – А ее дочь?

– Ну, прелесть, конечно! Никогда не видела таких лапушек! – вновь воскликнула с жаром Марина. – И у нее такие удивительные голубые глазки!

– Между прочим, у Алистера были точь-в-точь такие глаза, – как бы о чем-то нестоящем, вскользь обмолвилась Джессика, но от Марины не укрылось, что ее рука в замшевой перчатке нервно вцепилась в гриву лошади.

– Ну, у Джаспера тоже голубые глаза, так что… – осторожно сказала Марина, мысленно крикнув «кыш!» совершенно никчемушному, просто-таки бредовому предположению о том, что если бы она все-таки забеременела от Десмонда, то у их дитяти тоже были бы голубые глаза.

– Может быть, да, может быть, – рассеянно отозвалась Джессика. – Но вы забыли: Джаспер неспособен иметь детей! Скорее всего, что это истинно дочь Флоры и какого-то голубоглазого простолюдина. – Она прикусила губу, как бы не решаясь что-то сказать, а потом виновато улыбнулась: – Вы, Марион, конечно же, сочтете меня ужасной дурой, но я… я устроила Флоре и этой девочке маленькую проверку, которой никто, уверяю вас, не заподозрил.

Марина смотрела непонимающе, и Джессика пояснила:

– Я не зря взяла с собой яблоко. Понимаете, я подумала, что люди благородного происхождения, даже выросшие в неподобающем месте, в нищете, у других родителей, так или иначе выдают себя. Возьмите хотя бы нашего конюха Хьюго… Впрочем, речь совсем не о нем. Если бы Элен являлась дочерью Алистера и Гвендолин, а ведь та была отнюдь не простолюдинка, у нее очень благородные предки, она неосознанно потянулась бы к золоту, в этом у меня нет сомнений! А она выбрала яблоко, значит… значит, мне не о чем беспокоиться.

Марина глянула на нее дикими глазами. О нет, вовсе не эта бредовая (уж воистину!) проверка происхождения Элен изумила ее. Марина даже не восприняла этого всерьез. Но предшествующие слова Джессики поразили ее до глубины души.

– Хьюго? – невпопад воскликнула она. – Вы полагаете, что Хьюго…

– Во всяком случае, он уверяет всех направо и налево, что происхождения он самого благородного, однако родители отреклись от него по каким-то там таинственным причинам и отдали на воспитание некоему Маскарену, который только при смерти открыл Хьюго тайну его происхождения.

– И ему известно, кто его родители? – затаила дыхание Марина.

– Он уверяет, что да.

– И вы в это верите?!

– Всякое бывает в жизни, – загадочно улыбнулась Джессика.

– Для одного замка здесь что-то многовато подкидышей! – пробормотала Марина. – Вот ведь и про Агнесс говорят…

– Ну, это я тоже слышала, – усмехнулась Джессика. – Забавно, что она начала распространять такие слухи о себе лишь после того, как здесь появился Хьюго и начал уверять, что он вовсе не Маскарен, а бог знает кто. Агнесс тогда скучала без своего милорда и решила прельстить другого красавца, добавив к своим несомненным прелестям флёр благородной таинственности.

– И ей это удалось, – поджав губы, процедила Марина.

– Что удалось? – вскинула брови Джессика. – Добавить?

– Нет, прельстить! Я сама видела, как Агнесс…

– О господи, хватит об Агнесс! – взмолилась Джессика. – Слышать о ней больше не могу, давайте лучше поговорим о вас!

– Обо мне? – растерялась Марина. – С чего это вдруг?!

– Не вдруг, а в продолжение нашей вчерашней беседы. Bсе-таки откройте, Марион, мне свое сердечко! Скажите, кого вы все-таки ревнуете к Агнесс: ледяную глыбу Десмонда или… или обворожительного Хьюго?

«Обоих», – чуть не выпалила вгорячах Марина, однако в следующее мгновение до нее дошел смысл вопроса, и она почувствовала, как заполыхало ее лицо.

– У меня и в мыслях не было… – неловко забормотала она, теребя поводья так, что доселе смирная лошадка начала нервно прядать ушами.

– Было, было! – со знанием дела кивнула Джессика. – Я не знаю ни одной женщины, у которой при виде Хьюго не возникало бы распутных мыслей.

– И у вас, что ли? – не удержалась, чтобы не задраться, Марина, но Джессика не обиделась, а широко улыбнулась в ответ:

– Чего греха таить? Возникало! Ведь я живая женщина! Однако я, знаете ли, воспитана была в строгости, к тому же мне никогда не забыть Алистера. А вот вы, Марион, не обязаны никому хранить некую эфемерную верность и можете позволить себе подумать о Хьюго. Помните, вы спрашивали, не было ли бастарда у старого лорда. Вообразите только: вдруг Хьюго – этот самый бастард? Тогда понятно, почему он так прижился в Маккол-кастл, пусть даже пока только в его конюшнях! А вдруг в один прекрасный день он сможет подтвердить свое происхождение и будет признан Макколами? Он на год или даже два старше Десмонда, и еще неизвестно, кто тогда будет объявлен нынешним лордом Макколом! А поскольку он не состоит в родстве с леди Еленой и вам не родственник, то это была бы для вас совсем недурная партия, Марион!

Марина едва не упала с седла. Новое воспоминание так и ударило ее. Джаспер писал о какой-то Клер Крэнстон, родившей ребенка от сэра Джорджа и отдавшей его на воспитание… куда? А вдруг этот ребенок, ничем не напоминающий своих родителей, как писал о нем Джаспер, и в самом деле Хьюго Маскарен?!

Она с ужасом взглянула на Джессику – и вдруг заметила, что та едва сдерживается, чтобы не расхохотаться.

– Да вы надо мной смеетесь! – с досадой и облегчением воскликнула Марина. – А я-то все слушаю, слушаю! Ну какой он лорд Маккол? Канителит служанок почем зря, ту же Агнесс…

– Ну, это скорее доказывает его родство с Десмондом, – сухо перебила Джессика и вдруг с досадой воскликнула: – Ну вот накликали! Вот уж воистину: как черта вспомянешь, а он уж тут!

Марина поглядела в ту сторону, куда показывала Джессика – и увидела Агнесс.

В первый момент ощутила лишь злобу на эту девку, которая вечно попадается ей на глаза, и только потом осознала, что Агнесс выглядит как-то странно. И это мягко сказано!

Агнесс была одета в черную рубаху, задранную выше колен, потому что Агнесс сидела в мужском седле на черной кобыле, и видно было, что ноги ее опутаны веревками и связаны. Руки прятались в рукавах рубахи: таких длинных, что они были завязаны узлом на спине. Агнесс сидела согнувшись, однако и сквозь завесу длинных, спутанных черных волос видно было, что рот ее завязан черной тряпкой. Кобыла шла по тропе, ведущей к реке.

– Это что еще… – изумленно начала было Марина – и снова едва не выпала из седла, потому что Джессика вцепилась в ее поводья и, развернув своего коня, резко потянула за собой Марининого конька в сторону леса.

Ничего не понимая, думая лишь о том, чтобы удержаться в седле, Марина оглянулась, цепляясь за гриву, – и снова с ужасом вскрикнула, увидав процессию не менее чем двух десятков человек, одетых в белые балахоны и следующих к реке за Агнесс – тоже верхом, но на белых конях.