Марина испуганно моргнула. Сердце вдруг застучало часто-часто.

– Вы имеете в виду… – шепнула она, поразившись тому, что голос ее звучит как слабый, еле слышный шелест. – Вы…

– Я имею в виду, что мы с вами – супруги, – так же тихо ответил Десмонд. – Но почему же мы так далеки друг от друга?

Марина закрыла глаза, не в силах вынести его взгляда, оступилась, покачнулась, Десмонд поддержал ее – и через мгновение Марина оказалась в его объятиях.

Ни слова больше не было сказано меж ними. Oни целовались как безумные, как умирающие от жажды, которые наконец-то припали к источнику и готовы скорее умереть, чем оторваться от него. Сердце Марины билось прямо в сердце Десмонда, их руки сталкивались, беспорядочно хватали, гладили друг друга, иногда они на миг прерывали поцелуй, чтобы глотнуть воздуху, шепнуть, задыхаясь:

– Десмонд!

– Марион! – и вновь предаться этому ошеломляющему поцелую. Бедра их вжимались друг в друга все сильнее, они то и дело испускали тихие, сдавленные стоны, и Марина едва не закричала от нетерпения, когда руки Десмонда начали поднимать ее платье.

О господи, она и не заметила, что лежит, а Десмонд склонился над ней, стоя меж ее раскинутых колен. Марина выгнулась дугой, чувствуя, что более не в силах ждать.

– Скорее! Скорей! – выдохнула она в его целующие губы, и он не заставил себя долго уговаривать. Так кремень ударяет о кресало – и высечена искра, пламя занялось: одно мгновенье страсти – и полное владенье миром, вечностью, друг другом…

Они могли бы так лежать вечно, прижимаясь друг к другу, медленно обретая и собирая свои ощущения, разлетевшиеся после взрыва чувств, как вдруг…

– Милорд! Ау-у! Где вы, милорд? – раздался невдалеке звонкий голосок. – Отзовитесь!

Десмонд вскочил на ноги так стремительно, словно чья-то властная рука вздернула его за шкирку.

– Я… здесь… – растерянно отозвался он и тут же зажал себе рот, спохватившись.

Марина лежала, не в силах шевельнуться, не в силах вздохнуть от ошеломления и тупо глядела, как он с лихорадочной поспешностью натягивает штаны.

– Да где же вы, милорд? – капризно, с нотками нетерпения, снова позвал голосок, и Марина узнала его. Это же голос Агнесс!

Она подскочила с той же стремительностью, и, мгновенно одернув юбку, в ужасе уставилась на Десмонда.

– Вот вы где, милорд! – наверху послышались шаги.

Марина, хрипло вскрикнув, ринулась в кусты – и замерла, увидев перед собой какую-то женщину. Каштановые волосы играли под солнцем, выбиваясь из-под шляпки, темно-бордовая амазонка облегала миниатюрную фигурку, как перчатка.

– Марион? Вы здесь? – воскликнула Джессика. – Вы не видели Десмонда? Я хочу сказать ему, что собираюсь съездить прокатиться, возможно, заеду в деревню, так не будет ли у него каких-нибудь… Что с вами, Марион?!

Марина покачнулась и почувствовала, как маленькие, но сильные руки подхватили, поддержали ее, тряхнули:

– Вас кто-то напугал? Bы упали? Да в чем дело?! Десмонд! – крикнула было Джессика, но Марина, вмиг очнувшись, выпрямилась, стиснула ее руку:

– Молчите! Не зовите! Он там и Агнесс…

Она отвернулась, чтобы скрыть от Джессики лицо, чтобы не выдать себя, но ноги отказались ей служить. Она рухнула на колени, согнулась, уткнувшись лицом в траву – и зашлась слезами, такими обильными, что она едва не задыхалась, захлебывалась, слепла от них.

– Агнесс… – медленно произнесла Джессика. – Значит, ты увидела его с Агнесс? О бедная… бедная моя девочка, так значит, ты тоже любишь его?

Марина не ответила. Нечего было отвечать!

– Ну-ну, моя дорогая! Давайте-ка переоденьтесь, вы совсем испортили свое чудное платье, когда ломились через кусты, а потом залили водой, умываясь! – с ласковой настойчивостью сказала Джессика.

Помогая расстегнуть шнуровку, она тихо продолжала:

– Ничего нет удивительного, что ты влюбилась в него. Я заподозрила это еще в нашу первую встречу – ты так ревниво на меня поглядывала. Но… лучше забудь его. Десмонд способен вынуть у женщины сердце и забавляться им, как неразумное дитя. Что до меня, то я думаю, сердце – совершенно ненужный орган. Оно только мешает в жизни, и если бы у нас его не было, мы бы страдали куда меньше!

Марина прижала руки к груди и вздрогнула от боли, вспомнив, как колотилось ее сердце и как билось навстречу сердце Десмонда. Теперь у нее в груди пустота, молчание, тоска, а у него… все так же стучит сердце в грудь Агнесс?..

Она скрипнула зубами:

– О, будь он проклят! Я его ненавижу!

– И это – тоже от сердца, – рассудительно сказала Джессика, – не надо его ненавидеть, не надо проклинать. Вы богаты, красивы, даже ослепительны, вдобавок отличаетесь лихим характером. Забудьте о Десмонде! Найдите другого. Женщине, у которой есть любовники, совсем не нужен муж, ей даже не нужны дети.

Марина вытаращила глаза. Предполагается, что настоящая леди не должна даже слова такого знать – «любовник», не то что высказывать столь неприличные мысли!

– Ну что, я вас опять шокировала? – задиристо глянула Джессика. – Этого я и добивалась. Теперь вы не позволите Десмонду себя снова мучить.

– Легко мучить тех, кто не может защищаться! – Марина отошла под прикрытие дверцы огромного платяного шкафа и принялась спускать с плеч платье.

– А вы защищайтесь! Защищайтесь, как можете! Наслаждайтесь каждым днем своей жизни! Вы свободны, а Десмонд обременен Агнесс, которая липнет к нему, как…

– Как банный лист, – хмуро сказала Марина, выпутываясь из мятой юбки.

– Что-что? – засмеялась Джессика, и Марина спохватилась: она ведь заговорила по-русски. А что такое банный лист и почему он липнет, в жизни не понять ни одному иностранцу, не стоит и пытаться объяснять.

– Я хотела сказать, как пиявка, – буркнула она.

– Вы, верно, влюбились в Десмонда еще в России? Встретились с ним в какой-нибудь романтической обстановке и вообразили, что он женится на вас? – вдруг прямо, почти грубо спросила Джессика. – Однако браки между кузенами не очень хороши для будущих детей, к тому же…

– Мы не по крови кузены, а по свойству, – зачем-то соврала Марина. – Мой покойный батюшка – брат жены графа Чердынцева, брата покойной леди Маккол.

– Да? – удивилась Джессика. – А мне помнится, Десмонд представил вас как родную племянницу своей матушки… Впрочем, вам виднее. Я, наверное, что-то напутала. Дело ведь вовсе не в этом! Будь вы никакой не кузиной, а даже любовницей нашего дорогого Десмонда, на которой он тридцать раз обещал жениться, я бы все равно сказала вам, Марион: держитесь от него подальше! Для пылкой, любящей, страстной женщины быть рядом с таким эгоистичным мужчиной – это саморазрушение. Десмонду нужна женщина, для которой имя и звание леди Маккол будет звучнее всех ласковых слов, которых никогда не удостоит ее равнодушный супруг. Она будет удовлетворена властью над этим великолепным замком, над сонмом трепещущих слуг… Она будет держать в руках все бразды управления хозяйством, муж будет без нее абсолютно беспомощен. И знаете, когда настанет пик ее торжества? Когда она воспитает своего сына, будущего лорда Маккола, в ненависти и презрении к его отцу! – Голос Джессики взмыл до высокой, почти торжествующей ноты и вдруг оборвался коротким рыданием.