Она потянула к себе малиновое платье с белым кружевным воротничком, которое еще ни разу не надевала, как вдруг Джессика очутилась рядом и резко задвинула платье в глубину шкафа.

– Нет. Не это. Надевайте амазонку, Марион!

– Амазонку? – изумленно обернулась Марина. – Это еще зачем?

– Поедем в деревню, – возбужденно ответила Джессика. – Я сейчас же прикажу седлать.

– В деревню? – промямлила Марина. – А зачем – в деревню?

Джессика обернулась и, прищурившись, глянула на нее.

– Зачем? Вы еще спрашиваете – зачем?! – И она снова лихорадочно принялась перебирать платья. – Да где же ваша амазонка, черт бы ее подрал!

Марина тяжело вздохнула. Разумеется, Джессика обо всем догадалась! Она не могла не вспомнить слова о венчании Алистера и Гвендолин. Она не могла не догадаться, что если та маленькая девочка и в самом деле не дочь Флоры, то она законная племянница Десмонда – истинная леди Маккол! Да… теперь Джессика не остановится, пока не убедится в своей правоте. Придется все-таки поехать с ней, а то как бы ей в дороге не стало худо от таких-то потрясений.

– Вот она, амазонка, – нехотя сказала Марина. – Давайте, я достану.

– Ничего, я сама. Ого, какая красивая! – Джессика так резко выдернула платье из шкафа, что раздался какой-то глухой стук. – Ой! Надеюсь, я ничего не порвала? Смотрите, что-то упало. Это ваше?

Она подняла с полу нечто напоминающее человеческую фигурку, секунду подержала, разглядывая, – но вдруг, коротко взвизгнув, снова отшвырнула.

Марина с изумлением воззрилась на нее, потом перевела взгляд на пол. Там лежала кукла.

– Да ведь это кукла, больше ничего! – сказала Марина и нагнулась было ее поднять.

– Не троньте! – снова взвизгнула Джессика. – Не троньте! Это же… Да неужто вы не видите?!

Она приподняла подол амазонки и кончиком изящного сапожка для верховой езды указала на куклу.

Та была довольно грубо вылеплена из воска. На плоском белом лице намалеваны зеленые глаза и алые губы, на голове приклеен клочок рыжеватых волос, а платье на живую нитку сметано из лоскутка синего бархата – точь-в-точь такого, из коего была сшита амазонка, которую все еще держала Джессика.

Девушки вдруг переглянулись, словно осененные одной мыслью, а потом Джессика сунула руку в карман платья и вывернула его… вернее, те неровно обрезанные края ткани, которые оставались на месте кармана.

Марина растерянно хлопнула глазами:

– Не пойму… зачем испортили платье? Ну да ничего, его можно зашить.

– Зашить?! – Джессика содрогнулась и глянула на Марину, словно на безумную. – Его надо выбросить, сжечь, и как можно скорее!

– Да я его только раз надела! – возмутилась Марина.

Было отчего возмущаться! Больше синего цвета ей шел разве только зеленый, вдобавок тонкий бархат так изящно обрисовывал ее фигуру, что любо-дорого поглядеть всякому мужчине, от лорда до… до конюха. Она вспомнила, как смотрел на нее тогда черноглазый Хьюго, и почувствовала, что на душе стало легче.

Сжечь такую прелесть! Вот еще! Другая ее амазонка сшита из унылого черного материала, а Марина люто ненавидела черный цвет, ведь он был убийственным для цвета ее лица.

– Марион, вы что же, совсем ничего не понимаете? – шепнула Джессика. – Вы не знаете, что означает, – найти такую куклу, вдобавок проткнутую булавками?

Марина наклонилась и вгляделась. Да, и впрямь: вся грудь куколки истыкана булавками, причем загнаны они так глубоко, что едва видны круглые головки.

– Дурость какая, – пробормотала она. – Зачем? Нет, я ничего не понимаю!

– Вы… что-нибудь чувствуете? – пристально глянула на нее Джессика. – Боль в груди? Сердце не колет?

Марина вскинула брови:

– С чего бы это?

– О господи! – вскричала Джессика. – Да из какой глухомани вы явились, что не сообразите: это ведь вас энвольтировали на смерть!

Марина была так изумлена, что даже не обиделась:

– Энвонти… как вы сказали?

– Энвольтирование – это обряд черной магии с целью причинить кому-нибудь страшный вред, заразить болезнью, убить!

– Мне вред? – никак не могла поверить Марина. – Меня убить? С чего вы взяли?

– Да ведь это вы! – Джессика так яростно ткнула в куклу носком сапожка, что едва не растоптала ее. – Вы! Ваши зеленые глаза, и румяные щеки, и волосы ваши, и даже платье!

«Неужели я такая уродина, – подумала Марина. – И волосы у меня вроде бы не рыжие, а русые…»

И вдруг она вспомнила, что сегодня утром Глэдис, причесывая ее, сказала, что одна коса у нее стала короче другой на два дюйма6. Марина не обратила внимания на эти слова, а сейчас подумала, что кто-то вполне мог войти ночью в ее опочивальню, срезать кончик косы и налепить ее на голову этой кукле, чтобы… чтобы…

Марина схватилась за сердце.

– И что? Мне… умереть теперь? Когда?

Джессика несколько мгновений молчала, и Марина при этом чувствовала себя так, словно кто-то отсчитывает последние минуты ее жизни.

– Не знаю, – наконец проговорила Джессика. – Может быть, все обойдется. Я в этом мало что понимаю. Надо спросить Саймонса!

– Конечно, Саймонса! – встрепенулась Марина. – Он-то уж наверное знает!..

Джессика затрясла колокольчиком, и через довольно-таки немалое время в дверях наконец-то появилась Глэдис. Девушки, не сговариваясь, шагнули вперед, загораживая юбками валявшуюся на полу страшную куклу.

– Бегом за Саймонсом! – так строго сказала Джессика, что горничную как ветром сдуло.

Почти мгновенно появился Саймонс с выражением обычного достоинства на брудастом лице:

– Чем могу служить, суда…

Он не договорил. Девушки расступились, и Саймонс увидел куклу.

Глаза его сверкнули, лицо выразило истинное торжество.

– Вот как! – хрипло изрек он. – Давно, ох, как давно я этого не видел! Я знал, что в округе появилась ведьма: миледи предупреждала меня об этом.

Он отвесил полупоклон в сторону Марины, а Джессика уставилась на нее в полном изумлении.

– Ты знала о ведьме?! Да как же возможно такое?

– Сударыни, для слов сейчас не время, – торжественно заявил Саймонс. – Я должен немедленно свершить здесь некоторые обряды.

Саймонс выхватил из кармана черный платок и бросил его так ловко, что он совершенно закрыл куклу, а затем поднял то и другое с полу, но особенным образом: повернувшись к черному пятну спиной и просунув правую руку за колено левой ноги. Потом Саймонс провозгласил:

– Этой ночью начнется охота на ведьму! Но никто ничего не должен знать! Никто, ни один человек! Иначе ведьма больше не появится.