не человек, вы зомби! Вы только и думаете о том, что прилично, что неприлично, что правильно, что неправильно. Вы вообще живете, нет? У вас мозг работает, или он уже софсем атрофировался за ненадобностью?

– Что?

– Мне нет дела до вас! – орал Шнайдер. – Дорогая, моя трагедия – выше вашей трагедии. Я – сверхчеловек, а кто вы? Вы – никто! Вы – пар над супом! Вы – необязательный элемент программы! Овощи! Даже хуже – удобрения для овощей!

– Подонок! – фрау Бауэр залепила ему пощечину и убежала к себе в квартиру.

– Вот я и остался один, – задумчиво сказал Шнайдер в пустоту. – Что бы это, интересно, значило?

Из-за двери фрау Шульц раздалось злорадное хихиканье.

– До чего же вы все противны, – вынес приговор Шнайдер и пошел спать в свою пустую холостяцкую квартиру.

Все хотят Кэт

Кэт открыла не сразу, видимо, переодевалась. Шнайдер, скучая в подъезде, изучал разводы на штукатурке. «Потолок протек, похоже, – подумал он. – Небось, сверху какая-нибудь рассеянная бабушка живет, божий одуванчик. Воду перекрыли на профилактику, а она краны открыла – да и пошла гулять. Возвращается – а в квартире маленькое озерцо, а по нему тапки плавают. Красота!»

Наконец, дверь открылась.

– Доброе утро, – поприветствовал Кэт Шнайдер. Голос у него был веселый, бравый, настоящий голос уверенного в себе человека, спортсмена, гусара, лидера, начальника, в конце концов. – Прошу прощения, что без звонка, но, сама понимаешь – не мы распоряжаемся нашим временем, это время распоряжается нами. Так что извини, если порчу тебе выходной, но пора, пора приниматься за дела.

– Проходите, пожалуйста, – сказала Кэт.

Она была еще прекрасней, чем в прошлый раз: юна, весела, приветлива. На ней было приталенное коричневое платье, которое делало ее еще стройнее. Шнайдер, довольно хмыкнув, зашел в квартиру. Всем своим видом он показывал, что все глупости, которые он натворил прошлый раз, забыты, и вообще ничего не было, и нет никаких оснований для упреков, взаимонепонимания или еще чего-нибудь неприятностей. Подумаешь, не появлялся он пару дней, но это же вовсе не от стыда, а просто так сложились обстоятельства. А в общем, все просто великолепно, говорил его вид, замечательно, как парад в честь дня рождения английской королевы.

– Катя, у тебя нет тапочек? – спросил Шнайдер. – А то я тут обувь испачкал, боюсь оставить следы.

– Там в шкафчике.

– Прекрасно, – Шнайдер открыл шкафчик в прихожей и разыскал там между дерматиновыми туфлями мужские тапки.

«Интересно, откуда они у Кати, – подумал Шнайдер. – Что за мужчины сюда ходят? Любовники, сослуживцы? И почему я не заметил этого в прошлый раз? А, я был в туфлях!»

Шнайдер прошел в комнату. В прошлый раз, в подпитии, он не успел толком все осмотреть, а сегодня заметил, что со дня переезда в квартире почти ничего не изменилось, обстановка была все такая же простая, казенная, как на базе отдыха офицеров.

– Кать, ты не против, если я китель сниму? Терпеть не могу эту форму! – Шнайдер повесил китель на спинку стула. – Но ведь служба, черт ее побери! В последнее время это просто какой-то дурдом! Отчеты, отчеты бесконечные, какие-то безумные совещания, тут не то что разведдеятельностью заниматься – чаю попить некогда!

– Сочувствую вам, – ответила Кэт. – Кстати, хотите чая?

– Ой, спасибо тебе, – ответил Шнайдер. – Чай – это было бы просто великолепно! На службе не попьешь, так хоть здесь глотну стаканчик. Спасибо тебе, солнышко! Но только один стаканчик, хорошо?

– К борьбе за дело коммунистической партии всегда готова! – Кэт весело вскинула руку в пионерском салюте и ушла на кухню, чеканя шаг.

Шнайдер посмотрел на часы: через два часа ему надо было быть в конторе, так что, в принципе, времени хватало. Он достал из кармана блокнот, карандаш, и стал писать текст для шифровки в центр.

– Александр Максимович, а вам в Германии нравится? – крикнула Кэт из кухни.

– Погоди, – Шнайдер дописал шифровку и отложил карандаш. – Что ты спросила?

Кэт вышла из кухни с подносом, на котором стояла фарфоровая чашка с дымящимся чаем и стакан воды.

– Вам здесь нравится? – спросила она снова.

– Да нет, конечно! Как здесь может нравиться, ты сама посмотри! Спасибо за чай. А сахара нет? Впрочем, да, пардон, война, война. Надо в следующий раз принести, кстати. У меня есть немного.

– Буду ждать! – Кэт села напротив него за стол. – А чего вам здесь не хватает, кроме сахара?

– Угадай.

– Борща?

– Не угадала.

– Газеты "Правда"?

– Нет.

– Снега?

– Нет.

– Папирос?

– Нет.

– Друзей?

– Нет.

– Березок?

– Нет.

– Ну, не знаю тогда, – Кэт пожала плечами.

– Мне не хватает песен, Катя, – задушевно сказал Шнайдер. – Простых русских песен. Еду здесь можно сготовить, можно даже пельмени слепить. И книги можно достать, и на русском, и на немецком: Достоевский, Толстой, Тургенев, Пушкин. А вот как здесь спеть "Соловья " или "Любимый город"?

– Вот уж по этим песням я точно не скучаю, – фыркнула Кэт. – Я хочу чего-нибудь веселого, задорного! Я люблю "Марш энтузиастов"!

– Ах, молодость, – ласково улыбнулся Шнайдер, и добрые морщинки-лучики собрались в уголках его глаз. – Это в тебе, Катенок, говорит молодой задор.

– Комсомольский задор! – бойко сказала Кэт.

– Вот-вот. Ладно, повзрослеешь – поймешь. Пройдет еще лет двадцать – и полюбишь ты песни более мелодичные, более лирические.

– Нет уж, мне не до романсов.

– Катенька, в мире есть много лирики и без романсов. Просто надо немного подрасти.

– Сколько мне осталось, вы сказали? Двадцать лет?

– Катенька, между нами века и тысячелетия. Знала бы ты, сколько лет мировой культуры стоит на моей стороне!

– Ну, конечно, куда мне до вашей культуры! Я девушка простая, институтов не кончала.

– Ты так говоришь, как будто этим гордишься.

– Конечно, горжусь! Я – народ, а не какая-нибудь там интеллигенция! И вообще, иногда мне кажется, что вы говорите совсем не то, что думаете, – подозрительно сказала Кэт.

– А вот то, что ты – народ, это очень правильный повод для гордости! – быстро сказал Шнайдер. – Вот это правильно. Я, кстати, тоже терпеть не могу интеллигентничания, всей этой зельсовщины. "Извините, простите, да я вот такой особенный, такой высокодуховный", – меня это тоже выводит из себя! Тебя ведь тоже выводит?

– Конечно! – все так же задорно отозвалась Кэт.

– Правильно! Но! – Шнайдер поднял палец. – Мы – солдаты нашей Родины! Мы должны выполнить ее задания, и еще остаться в живых, чтобы быть готовым к следующим заданиям. А сделать это мы можем, только если будем все знать. Понятно?

– Понятно, – кивнула Кэт.

– Знания надо знать! А если не знаешь – приобретать! И знания любить и уважать! Только