Лицо Миры вытянулось от богохульных слов Беремира, кулаки сжались, а земля под ногами едва заметно задрожала. Аргорад поспешил разрядить обстановку, пока спор не перерос в землетрясение:

– Давайте успокоимся и просто в следующий раз будем придерживаться плана.

– У меня план смыть с себя болотный запах и охмурить парочку красавчиков на постоялом дворе. Кто со мной? – к разговору присоединилась подоспевшая Белава. Она кокетливо улыбнулась Аргораду и приобняла его за плечи. – Тебе вот не мешало бы уже наконец расстаться с бременем невинности.

Аргорад залился краской и испуганно посмотрел на Миру. Та всё ещё пожирала глазами Беремира.

– Я не неви…

– Ой, да кому ты сказочки рассказываешь! – хохотнул Беремир и хлопнул друга по плечу.

Болото заволновалось и забулькало, его поверхность заволок туман, а воздух наполнил сильный запах серы.

– Ещё не всё, – пробормотала Мира.

– Кикимора болотная, – догадался Аргорад. – Похоже, гули её кормили.

– Чего? – отозвался Беремир.

– Белогор рассказывал, что разумная нечисть, вроде кикимор и упырей, научилась подчинять нечисть поглупее. Вот почему эти гули обитали здесь, а не в норах под кладбищем как обычно.

На поверхность болота вынырнула голая старуха. Синяя, костлявая, с чёрными спутанными волосами до земли. Её тяжелые сизые груди свисали так низко, что прикрывали промежность, а тощие руки с фиолетовыми когтями почти касались воды.

– Убили моих собачек, – плаксиво протянула она и улыбнулась, демонстрируя ряд чёрных зубов. – Теперь убью вас.

– Ну, да, конечно! – Беремир метнул в неё огненный шар.

Кикимора вскинула руку, закрываясь водяным щитом.

– Мира! – крикнула Белава и очертила большой круг руками. Водяной щит разлетелся брызгами, болото под ногами кикиморы расступилось, и старуха, оставшись без опоры, полетела на глиняное дно.

Мира топнула ногой и ударила кулаком воздух. Глина обвила кикимору и сковала по рукам и ногам.

– Жги! – Аргорад взмахнул рукой, разогнал туман и собрал испарения серы вокруг кикиморы.

Беремир метнул огненное «перо», и кикимора вспыхнула ярким синим пламенем. От её предсмертного визга зазвенело в ушах.

– Вот теперь всё, – довольно сказал Беремир и отряхнул руки.

* * *

– Как по мне, дурацкие названия. Вороны, Соколы, – Беремир отхлебнул медовухи. – Почему птички? Не лучше ли быть медведями, например? Нет! Волками! Вот это я понимаю – солидно!

Они сидели в шумном и пропахшем пивом и квашеной капустой трактире на постоялом дворе. Мира ела жаркое, Белава с интересом стреляла глазками в посетителей, а Аргорад скрипел пером, составляя отчёт об охоте на гулей.

– Белогор выбрал эти названия, потому что… – не отрываясь от пергамента, начал он.

– Да-да, потому что эти птицы чем-то там помогали на войне, – отмахнулся Беремир.

– Не «чем-то там», – устало вздохнула Мира. – Ручные вороны предупреждали воинов об опасности, а соколы помогали выслеживать нечисть. Ты будто не воевал.

– Я деревню свою защищал так, как умел, – хмыкнул Беремир. – Это вы втроём – благородных кровей – с пташками забавлялись. А у нас были вилы да моё пламя.

– А мама твоя? Она же ведьмой была? – припомнил Аргорад. – Не защищала деревню?

– Погибла в первый же день. К нам волколаки пришли. Мы сложили защитные костры вокруг деревни, она всю ночь их поддерживала. К рассвету отдала Морене душу.

– Резерв опустел? – тихо спросила Мира.

– Угу.

– Наши родители тоже погибли, – Мира смотрела в стол. – Тени убили. Одна и меня достала, но не успела закончить. Солнце село раньше.

– Как это было? – шёпотом спросила Белава.

Мира усмехнулась.

– Плохо. Будто кто-то… пытается надеть твоё тело. Как кафтан. Всё внутри словно трескается, ломается, рвётся, будто тебя самого ножом из тела выковыривают наживую, потрошат как рыбу. И всё, что ты можешь, – молить Морену прекратить твои страдания. Это… я думаю, это хуже смерти.

– А потом? – спросил Аргорад.

– А потом всё просто закончилось. Я потеряла сознание и очнулась уже утром. Ни боли, ни следов, только жуткие воспоминания. Ну, и… ночные кошмары с тех пор.

Некоторое время они молчали.

– Как думаете, когда мы с вами умрём? – пробормотала Белава, глядя в тёмное окно. – Со всеми этими сражениями. Мы бьёмся, бьёмся, а нечисть не заканчивается. Её всё ещё так много – просвета не видать. Я… я на прошлые Осенние Узы Милошу предложила пожениться. Мы с ним с детства были не разлей вода. А он мне отказал, потому что я в Гвардии. Сказал, что не хочет меня хоронить раньше срока. Я ему говорю: «Я Всадница. Лучшая чародейка. Разве не знаешь, как хороша?» А он говорит: «Как бы Вороны и Соколы хороши ни были, всех их ждёт один конец». А он, мол, человек простой – семью хочет, детишек и внуков нянчить.

– Ты поэтому во все тяжкие пустилась? – гоготнул Беремир. – Охмуряешь несчастных, потому что милый отверг?

– Поэтому, не поэтому – какая разница, – Белава отхлебнула медовухи. – Только он был прав. Сколько наших полегло за эти годы – не сосчитать. У Белогора сын погиб, и за нами смерть по пятам ходит. Глядишь, завтра волколак голову отгрызёт. Или послезавтра мавка на дно утащит.

Беремир отсалютовал друзьям кружкой.

– Я тебе вот что скажу, подруга. Главное, что не сегодня. Сегодня мы победили, а что будет завтра – только богам известно. Так что давай не будем их гневить, а будем веселиться.

Белава грустно улыбнулась и подняла в воздух свою кружку.

* * *

Когда Всадники вернулись в гарнизон, Белогора уже не было. Аргорад пришёл к нему с отчётом, но нашёл лишь подписанные рукой Белогора пергаменты на столе. Один – приказ о назначении Аргорада командующим Гвардии, а остальных Всадников – капитанами. Другой – приказ о наследовании Аргорадом места Белогора в Совете Чародеев. И третий – что-то вроде прощального письма.

В нём было всего две строчки: «Аргорад, я скорее всего не вернусь. Не позволяй ни Совету, ни царю использовать Гвардию в своих целях. Гвардия должна сражаться с нечистью, а не с людьми. Белогор».

Вот так. Просто короткое письмо – ни настоящего прощания, ни объяснений. Белогор просто оставил их одних в большом доме, который требовал ухода, ремонта и знаний. А у Всадников ничего этого не было. Ни инструментов, ни навыков, ни этих самых знаний. Всё, что они умели, – сражаться с нечистью. Брошенные дети, которым предстояло научиться выживать в новом мире. В мире куда сложнее и страшнее, чем три десятка гулей на болоте, чем самая хитрая мавка в тёмном озере. На них четверых осталась целая Гвардия, которая – как и они сами – нуждалась в лидере и защите.