– Относительно! Я столько твоих пельменей съела… таквкусно было.

– Хочешь научу?

– Пельмени делать? Боже упаси! Нет, кулинария не моястезя.

– Это ты зря, как известно, путь к сердцу…

– Знаю, знаю, через желудок… Но я видела столькопримеров, когда женщина буквально теряла себя в заботах об ублажении егожелудка, а в результате сердце доставалось другой.

– Тоже верно! А ты что, вообще не умеешь готовить?

– Умею, но не культивирую это умение…

– А гостей как принимаешь? В ресторане?

– Я так давно не принимаю гостей…

– А Додика своего чем кормишь?

– Чем придется, он неприхотливый. К тому же мы чащекуда-нибудь ходим.

– А когда муж твой был жив?

– Он не делал из еды культа, я же всегда работала, и онотносился к этому с уважением.

– Тогда выбирай Рыжего!

– Почему?

– Он же готов жить врозь.

– Боюсь, что только на словах! По-моему, он такой –дашь ему палец, всю руку откусит!

– Тогда что, выбираем Иванишина? – почему-тообрадовалась Мура.

– Нет, Мура, никого не выбираем! Я, кажется, последуюмудрому совету старой поблядухи и буду жить в свое удовольствие!

– То есть с обоими? – засмеялась Мура.

– Я посмотрю, как будут разворачиваться события. Рыжийуехал, Костя не появляется, выбирать мне, собственно, не из кого, так чегомучиться?

– Умница! Скажи, что ты сегодня хочешь на обед?

– Ничего! Никаких обедов! Мы поедем в ресторан, мы жесобирались перед твоим отъездом, не вышло, значит, поедем сегодня!

– Да? А что, мне такая идея нравится! Пускаемся взагул?

– Вот именно!

По дороге на станцию Мура вдруг сказала:

– Слушай, на днях возвращаются мои соседи, хочешь, явсе разузнаю о твоем Рыжем?

– Нет, не хочу. Зачем?

– Значит, Иванишин?

– Мура, отвяжись!

– Слушай, а как тебе удалось сохранить язык? –перевела она разговор. – Тут приезжала одна моя знакомая из Америки, всегодесять лет там прожила и говорит ужасно! Все время вставляет английские слова,не помнит уже, как это по-русски…

– Ну, во-первых, я постоянно общаюсь с Додиком, а онревнитель русского языка, всегда говорит, что терять в эмиграции язык –последнее дело, и вдобавок я способна к языкам вообще, и к родному в частности…

Мы уже заканчивали обед в отличном ресторане со смешнымназванием «Сыр». Мура не ошиблась, сказав с чьих-то слов, что там хорошаяитальянская кухня. И вдруг позвонил Костя.

– Привет, Шадрина!

Сердце подпрыгнуло и ушло в пятки.

– Привет, Иванишин!

Мура сделала большие глаза.

– Ты, наверное, думаешь, что я мерзавец?

– Ни одной секунды! – рассмеялась я, хотя до егозвонка подобная мысль мало-помалу крепла в моей голове.

– Понимаешь, тут куча всяких мелких недоразумений,вплоть до утонувшего в болоте мобильника. Ты простишь меня?

– Безусловно.

– И ты ничего плохого обо мне не думала? Только неговори, что вообще обо мне не думала!

– Но если так оно и было?

– Шадрина, не начинай! Ты где сейчас?

– Сижу в ресторане «Сыр».

– С кем?

– Иванишин, это нескромный вопрос!

– Понял. Когда освободишься?

– А что?

– Вечером ты свободна?

– В принципе да!

– Согласна пойти со мной на одно довольно скучноемероприятие?

– Если оно скучное, то зачем?

– Долг призывает! Но ты скрасишь мне эту тоску, а потоммы слиняем. Достаточно, если мы пробудем там всего час.

– Ну что ж…

Мне вдруг безумно захотелось его увидеть, на скучноммероприятии или на веселом, какая разница? Лишь бы увидеть…

– Тогда в полдесятого я за тобой заеду!

– Хорошо, а как одеваться?

– Не в джинсы.

– То есть вечернее платье?

– Не обязательно, ты иностранка! Так что еслинепременно хочешь в джинсах, можешь себе позволить.

– Ладно, соображу.

– Шадрина, ты молодец! Пока!

И ни слова о любви. А я-то уже приготовилась услышать:«Шадрина, я тебя люблю!» Но, как выражается моя юная сестра, «облом!». От этогостало немножко грустно. Я уже привыкла слышать объяснения в любви. Как быстрочеловек привыкает к хорошему! Но я давно научилась так же быстро от хорошегоотвыкать.

– Ой, Динка, ты должна иметь в виду – если ты появишьсяна модной тусовке с Иванишиным, это будет сенсация!

– Так уж и сенсация!

– Уверяю тебя! И твои фотографии появятся в газетах.

– Всю жизнь мечтала! – засмеялась я.

– Ты вот шутишь, а тебе надо привести себя в порядок!

– То есть?

– Ну, может, сходишь в салон красоты?

– Да ни за что на свете! Чтобы я доверилась чужимрукам? Никогда!

– А ты что, сама себя стрижешь? Не поверю!

– Нет, конечно, но у меня постоянный парикмахер вМаастрихте, я к нему привыкла.

– А макияж?

– Я крашу только глаза и немножко губы.

– Да, ты нашла свой стиль… А что наденешь?

– Что-нибудь совсем скромное.

– А я бы по такому случаю выпендрилась на всю катушку,по крайней мере, в твоем возрасте.

– На всю катушку, это как?

– А накрасилась бы поярче, платье самое нарядное, такчтобы все на меня смотрели! Украшения бы нацепила… У тебя украшения есть?

– Не ношу вообще, только вот это кольцо.

– Я уж обратила внимание, это что-то из раскопок?

– Не совсем, я сделала копию с одного кольца, котороенашла в Мексике, но сильно уменьшенную копию.

– Оно оригинальное, конечно… У тебя что, и уши непроколоты?

– Здрасте, вы моя тетя! Ты ж сама когда-то отвела меняпроколоть уши.

– Ах да, да, припоминаю, еще твоя мать меня ругала, чтоя тебя сбиваю с пути истинного, сердилась… А я тогда дала тебе поносить своизолотые сережки с бирюзинками, чтобы ушки не гноились, они так тебе шли, тыбыла очаровательная…