– Помню, я их надела, так себе понравилась… И Андрей,когда меня увидел в них, сказал: «Ого, какая женщина будет, с ума сойти!» Мнебыло четырнадцать, и его слова запали в душу, а в шестнадцать у нас началсяроман…

– Все-таки он был сволочь, кобель проклятый.

– Папа, оказывается, знал…

– Надо думать!

– А у Кости роман с двадцатилетней.

– Милая моя, сравнила тоже! Шестнадцатилетняя девочкадвадцать с лишним лет назад и двадцатилетние нынешние оторвы! К тому же Андрейбыл другом отца, ты, можно сказать, выросла на его глазах… Слушай, я поняла,почему ресторан называется «Сыр»!

– И почему?

– Посмотри на стены, на потолок, мы же как будто сидимвнутри сыра, видишь, все желтое и дырки?

После обеда мы пошли пешком ко мне на Сретенку, Мура хотелаво что бы то ни стало видеть, в чем я пойду на «модную тусовку».

– Это, конечно, стильно и, наверное, недешевостоит, – покачала она головой при виде темно-коричневого с бронзовымотливом шифонового платья, – но ты ж еще не старая, может, что-то поярчебыло бы лучше или хотя бы посветлее…

– Нет, это мое любимое платье, мне в нем удобно.

– Дорогое?

– Не спрашивай!

Это платье я купила в прошлом году в Нью-Йорке на Пятойавеню, когда мне предстояло пойти на торжественный прием в голландскомпосольстве. И как-то сразу полюбила его.

– Да, классная вещь… Вот я, если честно, никогда неумела одеваться, – вздохнула Мура. – Ты еще девчонкой иногда мнеговорила: «Мура, зачем столько оборок?» или «Эти пуговицы сюда не подходят!»

– Помнишь, тебе кто-то достал дивное черное платье…

– Какое? Ах то, рубашкой, да? С английским воротничком?

– Именно, так ты ничего лучше не придумала, как на негоблестки нашить! – смеялась я.

– Ну что делать, любила я все броское, яркое… А теперьнет, теперь я одеваюсь скромно и достойно, но это не моя заслуга, а Майки! Онане дает мне ничего покупать без нее, такая диктаторша…

Она посидела еще часок и стала собираться.

– Поеду, пора и честь знать. А ты поспи, ты ж невыспалась и эту ночь тоже вряд ли спать будешь, – она лукаво мнеподмигнула. – Дай тебе Бог счастья, ты заслужила! Когда будет минутка,позвони, расскажи, что и как, а то я умру от любопытства.

Я и в самом деле попыталась заснуть, но ничего неполучилось. Меня не покидало лихорадочное возбуждение. В девять я была готова исидела как на иголках. То и дело подбегала к зеркалу, проверяла, все ли впорядке. После того, что у нас было с Костей, первый взгляд через несколькодней очень важен. На часах уже половина десятого, а он все не звонит. Забыл?Нет, не может быть. Застрял в пробке? Но в этот час пробок почти нет, и естьтелефон, хотя он что-то говорил про утонувший в болоте мобильник… А может, егоперехватила юная Злата? Я вдруг поняла, что почти ненавижу ее. Без четверти яуже металась по квартире как ненормальная. Такого со мной давно не было, ой какдавно! Даже и не помню, когда. Питер во время нашего романа никогда незаставлял меня ждать… Он всегда был точен. Но там Европа, а здесь Россия. Хотяв Пахру он приехал вовремя. Так то было еще до того, как… А теперь цельдостигнута, можно и не торопиться… А вот Рыжий ни разу не опоздал. Впрочем,чему удивляться, у него военная выучка, а тут богема…

Костя позвонил без пяти десять.

– Шадрина, извини, опоздал немного, ты готова? Тогдаспускайся, я тут у ворот жду! И поторопись, будь добра!

Я не стала докладывать ему, что готова давным-давно. Ипоспешила вниз, хотя мне уже не хотелось никуда ехать.

Он стоял возле своего «лендровера» в светлом костюме с белойрубашкой, правда, без галстука и был так хорош, что дух захватывало. Но привиде меня на его лице отразилось почти детское изумление.

– Шадрина, охренеть!

– Иванишин, у тебя есть другие слова?

– Не-а! У меня вообще нет слов! Садись, поехали, мы ужеопаздываем.

– А куда мы, собственно, едем, Костя?

– На тусовку.

– По случаю чего?

– Юбилей одного мецената, сама понимаешь, игнорироватьтакие мероприятия нельзя. Но нам достаточно будет пробыть там час. Я скучал,Шадрина. А ты?

– Мне некогда было скучать, я тут кручусь как белка вколесе.

– Надеюсь, не с мужиками?

– Надейся!

– Шадрина, что ты себе позволяешь?

– А что, со звездами твоего ранга нельзя такразговаривать? Прости, не знала. Опыт уж очень маленький общения со стольважными персонами.

– Зря иронизируешь, между прочим! Вот сейчас приедем,увидишь… Ну это все глупости! Ты небось думаешь, какая сволочь, даже непоцеловал меня после того, что было… Думаешь?

– Ну, вообще мелькала такая мысль.

– Я боюсь, Шадрина!

– Чего ты боишься?

– Ох, многого! – притворно вздохнул он. – Иприческу испортить…

– Свою?

– Твою, дуреха! И платье помять, а главное, боюсь, чтопросто не поеду уже никуда. Но зато после тусовки!

– Звучит многообещающе!

– Уж будь уверена!

И хотя разговор был шутливый, я все равно завелась. Я опятьпопала в сети его обаяния и обо всем забыла.

– Слушай, мы что, за город едем?

– Ну да! В загородный ресторан!

Первым, кого я увидела в толпе гостей в огромном зале, был…мой отец. Его красивая седая голова возвышалась над толпой. У меня сразу упалонастроение, а почему, сама не знаю.

– Шадрина, выше нос! Я с тобой! – шепнул Костя,тоже заметив отца.

К Косте сразу кинулась девица с двумя фотоаппаратами.

– Господин Иванишин, кто ваша спутница?

– Без комментариев! – бросил Костя. –Шадрина, ты производишь фурор!

– Ерунда, фурор производишь ты! И зря ты не сказал, ктоя. Сейчас выяснятся родственные связи…

– О, Динь-Динь! – прогремел рядом голосотца. – Добрый вечер, молодой человек! Ариша, иди сюда! Вот, познакомься,это твой любимый артист! Привет, Динь-Динь!

Ариша почему-то поджала губки, рассеянно кивнула мне ипротянула Косте наманикюренную руку для поцелуя.

Он весьма галантно приложился к ручке, извинился и, крепкодержа меня под руку, стал протискиваться в глубь зала. Я только успелазаметить, что давешняя девица с фотоаппаратами подбежала к отцу и стала его очем-то расспрашивать. Забавно! Меня с кем-то знакомили, поили шампанским, и якожей чувствовала жгучую зависть присутствующих женщин, потому что Костя отменя не отходил ни на шаг. Ощущение хоть и не слишком приятное, но затолестное! И я действительно впервые с момента приезда в Москву чувствовала себяздесь иностранкой. Мне было в новинку подобное сборище. Это так далеко от всегостиля моей теперешней жизни, да, впрочем, я никогда не была светской дамой. Аесли и случалось попасть на прием, то уж в центре внимания я никогда неоказывалась. Мне это не нравилось, но Костя, похоже, был в своей стихии.