мы узнаем из признания Касьяна, что он также во время этой охоты был занят; он сопровождал рассказчика, произнося заговор, чтобы уберечь от него дичь. Во время отдыха, когда охотник-рассказчик погружается в грезы, отражающие его эгоцентрические желания, Касьян вспоминает о смерти убитого охотником коростеля. Он верит, что у него есть тайная, бессловесная связь с птицей, с которой он себя отождествляет. На протяжении всего текста Касьян ассоциируется скорее с добычей, чем с охотником. Он так же самопоглощен, как охотничьи птицы, и его – так же, как и их, – легко спугнуть.

Охота ассоциируется с действиями и жизненной силой, с витальностью, как потому, что это поиск пропитания, так и потому, что это способ бросить вызов смерти и утвердить жизнь. (Это ведет и к более глубокому пониманию действий Ермолая как охотника и любовника.) Карлик с хрупким, «тщедушным» телом и отсутствием привычки к труду сознает свою смертность, и это сознание ведет его от действий к мысли. Он не отказывается от жизни – у него есть маленькая дочь, которую он любит, – но в своих поступках он противоположен охотнику. Когда во время отдыха разговор возобновляется, Касьян свою философию жизни излагает в форме афоризма: «Смерть и не бежит, да и от нее не убежишь; да помогать ей не должно»[256].

Отношение Касьяна к смерти прагматично. Охотник убивает коростеля после того, как герои рассказа перешагивают через срубленные деревья, и их присутствие в тексте должно напомнить нам, что мы не можем жить без убийства. Если мы не признаем этого, то впадем в пустое морализаторство и упустим из вида более глубокие вопросы, к которым и обращается Тургенев. Касьян, конечно, не одобряет купцов, вырубающих деревья ради прибыли, но дерево также нужно и для тележных осей, и Касьян направил охотника на «ссечки», чтобы купить новую ось. Даже у него есть маленькая тележка, даже его маленькая родственница собирает грибы, чтобы их съесть. Не отрицая необходимости убийства ради самосохранения, Касьян осуждает убийство коростеля. В своей сентенции о том, как противостоять смерти, он использует модальную форму «должно», передающую обязательность, делая свой мандат негативным. Мораль Касьяна сводится к неделанию определенных вещей, в данном случае к воздержанию от убийства ради спортивного интереса. Он обвиняет в этом охотника-рассказчика, ставшего соучастником смерти.

Как и охотник-рассказчик, Касьян любит жизнь. Приехавший с Красивой Мечи, места, названного так в честь протекающей там реки, он тоже ассоциируется с водой. Но рассказчику он противопоставлен как созерцатель – деятелю. Они оба поэты, но разного рода. Охотник охотится, а затем погружается в грезы, в его поэзии присутствуют образы и отсутствуют пояснения. Касьян и говорит, и поясняет, его речь свободна и произвольна, отвечая его знанию о собственной смертности. Когда он осуждает охоту как спорт, он говорит как пророк. Подслушав пение Касьяна, рассказчик замечает: «Да он сочиняет», передавая этим глаголом творческую природу его речи. Касьян – пример крестьянского поэта, являющегося частью природы; он представляет славянофильскую позицию в отношении к природе, о которой Тургенев писал в рецензии на книгу С. Т. Аксакова. Однако Касьян, говорящий от лица природы, едва ли превосходит охотника-рассказчика; он далеко не бесстрастен и слишком вовлечен в действие. Роль поэта как выразителя природы остается только за автором, который «принимает природу как эстетическое руководство, как образец для искусства»[257]. Образцом для Тургенева в этом смысле был Шекспир, что писатель признал в 1864 году в «Речи о Шекспире»:

Шекспир, как природа, доступен всем, и изучать его должен каждый сам, как и природу. Как она, он и прост и многосложен – весь, как говорится, на ладони и бездонно-глубок, свободен до разрушения всяких оков и постоянно исполнен внутренней гармонии и той неуклонной законности, логической необходимости, которая лежит в основании всего живого[258].

Ни Касьян, ни охотник-рассказчик не являются в полном смысле слова поэтами, подобными Шекспиру. И ни один из них, что типично для Тургенева, не получает в рассказе последнего слова. Вместо этого слово предоставлено отличающимся друг от друга, но вполне имеющим право на существование отношениям человека к природе. Охотник говорит от лица человека, стремящегося к постижению природы, тогда как Касьян с его ограниченными физическими возможностями говорит от лица того, кто не просто терпеливо сносит жизнь, но сохраняет и воспроизводит ее, и как человеческая индивидуальность (а не просто животное) также действует морально[259]. Рассказ в целом призван отобразить «многосложность» природы так же, как и «логическую необходимость, которая лежит в основании всего живого». Внутри этой «необходимости» люди ищут различные жизненные пути, не теряя индивидуальности. Тургенев как автор размышляет об их действиях, не принимая в них участия. Все три позиции, в том числе авторская, по-разному выражают романтическую тоску по цельности, обретаемой в единстве с природой.

Рамочная повесть Тургенева «Андрей Колосов» как зеркало проблемы личностной тоски

Несмотря на убеждения Identitatsphilosophie, вполне земной Тургенев сознавал, что потребность человека быть частью природы не находит взаимности[260]. Природа самодостаточна и безразлична к нашему стремлению с ней слиться. Но когда мы обращаемся в поиске полноты и завершенности к нашим ближним, мы испытываем противоречивые чувства к самому объекту наших стремлений. Именно это стало темой первой опубликованной Тургеневым повести «Андрей Колосов» (1844); как мы увидим, проблема личностной духовной тоски оформляет ее как тематически, так и структурно.

В «Пире» Платона, важнейшем тексте о романтической тоске, предложены две контрастные метафоры эроса – это прекрасный, во всех отношениях совершенный юноша и уродливый нищий в лохмотьях. Первый представляет объект любви, возлюбленного; второй – любящего. Два противоположных, но связанных образа могут помочь в понимании героев «Андрея Колосова». Колосов, давший повести заглавие, – это возлюбленный, и не только несчастной Вари, которую он бросает, но и рассказчика, который его боготворит и в открывающем повесть разговоре представляет Андрея примером «необыкновенного человека». Во внешней рамочной истории также присутствует туманный и с трудом идентифицируемый рассказчик от первого лица, единственная функция которого, похоже, заключается в том, чтобы дать внешнее описание второго рассказчика и привлечь к нему внимание читателя. Андрей Колосов высок, красив, хорошо сложен, это юноша с «беззаботно веселыми» глазами и «пленительной» улыбкой[261]. В тексте он выступает в роли платоновского возлюбленного. Рассказчик, который с первого взгляда ощущает «неотразимое влечение» к Колосову, – это любящий; его внешность «небольшого, бледного человечка» и объясняет его личностную тоску[262]. Рассказчик восхищается Колосовым издали, а его подопечный, «ангел» с соответствующей фамилией Гаврилов (от имени архангела Гавриила),