Я беспокоился за Марка, слишком хорошо помнил цепочку следов от уколов на его руке, которую видел в Бет-Гуврине. Хотел вызвать его на разговор, но боялся отповеди. Разговор состоялся в начале января после очередного причастия Эммануила. Марк среагировал на удивление спокойно:

— Да, было несколько раз.

— Господь знает?

— Я ему не говорил, сам справлюсь. Это не то, что было.

Я посмотрел на него с сомнением.

— Может быть, я скажу?

— Нет, Петр, не надо.

Я вздохнул.

Наступил месяц Шеват, точнее середина января. На пятнадцатое Шевата ударил вполне российский мороз. На этот день приходиться Ту би Шват — Новый год деревьев, который по всей стране отмечают высадкой зеленых насаждений.

Традиции не нарушили, но я с жалостью смотрел на новые аллеи. Минус двадцать — ничего не выживет.

Моя казнь вновь откладывалась. Я сказал Эммануилу насчет барана.

Он рассмеялся:

— Не нравится шхита — не будет. Здесь ты свободен в выборе — хоть смертельная инъекция. Но это должно произойти в храме.

Последнее было трудно осуществить. После поединка с Илией своды храма нуждались в восстановлении. Оплавленные рваные края трех здоровых пробоин, через которые вечером видны звезды.

В храме шел ремонт. Снова строительные леса, осколки стекол и картон на полу. Мне было жаль это здание. Я принимал в нем слишком большое участие: я его закладывал, я выбирал проект, который потом выносил на утверждение Эммануилу. Я чувствовал себя новым царем Соломоном, когда строил его.

Пару дней после моей несостоявшейся казни я удивлялся, почему мне до сих пор не доложили о побеге Терезы. Наконец потащился к ней.

Она была на месте.

— Почему?

Она улыбнулась:

— Я всю ночь молилась, мне было некогда.

— Идиотка!

— Ты жив.

— Илия явился за мгновение до моей смерти.

— Илия арестован?

— Естественно.

Она опечалилась.

— Беги! Это не помилование — это отсрочка. Как только отремонтируют храм — я умру и воскресну.

— Ты не воскреснешь. Твоя душа умрет навсегда.

Я отмахнулся.

— Беги, а со своей душою я уж как-нибудь разберусь сам.

— Кто же будет молиться за тебя?

— Это что спорт — спасать погибшие души?

Она усмехнулась:

— Хобби.

— Молись в своем Бет-Шеариме!

— Тогда я не узнаю вовремя.

Я вздохнул.

— Ну и хрен с тобой! Сиди! Самоубийца!

Это был, пожалуй, самый спокойный период правления Эммануила. И самый благостный, если не считать начала, до его смерти и воскресения. Тишь да гладь: ни сражений, ни избиений «погибших», ни массовых казней. Исламские террористы, словно погрузились в зимнюю спячку, в Африке затихли племенные войны, а в Индии мусульмане помирились с индуистами.

Но не нравилось мне это затишье. На окраинах Империи, словно в океанских глубинах, далеко от поверхности с полным штилем, шли процессы, чреватые распадом.

Я по-прежнему получал графики Варфоломея, но все было ясно и без графиков. Землетрясения, извержения вулканов, наводнения, техногенные катастрофы — давно стали привычным явлением. Но появилось и нечто новое. Во-первых, сложности со связью. Помехи радиосвязи и телевещания и отвратная работа телефонов. Барахлил интеррет. Где-то в глубинах сети терялось до двадцати процентов писем. Страны все более удалялись друг от друга.

И еще. В Монголии были обнаружены случаи оспы. По крайней мере, были подозрения, что это оспа. Варфоломей всех поставил на уши. Более двадцати пяти лет назад было сочтено, что оспа полностью побеждена, и штамм вируса уничтожен. Ни у кого из молодого поколения нет иммунитета.

В конце февраля Господь вызвал меня к себе. Я не сомневался насчет цели этого приглашения — храм был успешно отреставрирован. Цитадель была перестроена, и Эммануил переселился туда, прихватив Иоанна, всех четырех жен, Матвея и Филиппа. Мы с Марком пока оставались в президентской резиденции.

Господь вызывал не в храм, а в свой кабинет в цитадели и днем, в три. У меня была фора во времени часа полтора. Я написал записку с планом тюрьмы, расписанием прогулок Терезы и рекомендациями по подкупу тюремщиков. После такой информации не устроить ей идеальный побег мог только идиот. Я зашел в храм святой Анны и бросил записку в ящик для пожертвований.

Новый дворец Эммануила занимал не только территорию цитадели Давида, но и прилегающую часть Армянского квартала. Он был весьма современен, но старательно стилизован под старину и выглядел все же лучше, чем пирамида Лувра.

Кабинет Господа производил впечатление квартиры в американском небоскребе. Огромная комната с восточным окном от пола до потолка. Вид на Старый Город, Храмовую гору и Двараку на горизонте.

Когда я вошел, Эммануил стоял у этого окна. Едва обернулся ко мне.

— Заходи, Пьетрос. Ты знаешь, что творится в Европе?

Точной информации не было, даже у меня (не мой регион) — расплывчатые слухи о начале эпидемии.

— Я знаю, что творится в Монголии, Китае и Корее. В Европе то же?

Здесь уж Варфоломей снабжал меня информацией. Оспа. Теперь в этом не было никаких сомнений. Новую вакцину получили довольно быстро, благо технология известна, но вирус мутировал. Число жертв за два месяца достигло почти пяти тысяч.

— В Европе гораздо хуже, Пьетрос. Мы не знаем, что это такое. Но убивает мгновенно. Люди падают на улицах, причем те, кто накануне чувствовал себя совершенно здоровыми. Причина неизвестна. Долгое время эпидемии не замечали — списывали на другие причины смерти, пока смертность не перевалила за сотню в сутки. Тогда придумали название: Синдром Внезапной Смерти. Большего сделать так и не смогли. Возбудитель не выделен.

— Я почти ничего не знал.

Он кивнул:

— Я стараюсь, чтобы эта информация не проникала в газеты во избежание паники. Только по особым каналам. Теперь ты в курсе. Наиболее тяжелая ситуация во Франции, чуть лучше в Германии, Испании и Италии. Еще лучше в Восточной Европе и на Балканах, в Северной Европе — только единичные случаи. Твой самолет вылетает завтра в четыре утра.

— Я не врач.

— У тебя будет Лука Пачелли и целый отряд эммунолугов. Твоя задача организация, координация и действия по обстоятельствам. Кстати, может быть это и не вирус.

— А Марк?

— Марк останется со мной. Возьми Матвея. Итак, завтра в четыре специальным рейсом ты вылетаешь на родину своей возлюбленной.