через минуту все пришло в волнение; все слилось в один говор криков, рыдания и плача… – так пишет Жуковский. – Невозможно выразить отчаяния тут же находившейся вдовствующей Императрицы». «Кто привез роковое известие в церковь Александро-Невской лавры, я не знаю, – говорил Блудов, – да едва ли кто из присутствующих знал[81], только оно с быстротой электрической искры обошло всех присутствующих и общий вопль, общее рыдание прервали божественную службу».

В Варшаве получено было известие о смерти Государя двумя днями ранее, чем в Петербурге. В то время случился там великий князь Михаил Павлович, с которым цесаревич был очень дружен. Он поспешил отправить его в Петербург, чтобы убедить Императрицу Марию Феодоровну и великого князя Николая Павловича в твердом своем решении остаться верным данному согласию на отречение от престола. Но Михаил Павлович нашел, что вся столица, следуя примеру великого князя Николая Павловича, приняла уже присягу цесаревичу и что сенатские и синодские о том указы разосланы по всей России. Это очень смутило его. К удивлению Петербургских жителей, он и свита его не последовали общему примеру.

Присяга совершилась внезапно: Николай Павлович немедленно по получении известия о кончине Александра Павловича, пока еще не ушло из церкви духовенство, служившее молебствие, принял присягу на верность цесаревичу и привел к ней внутренние караулы. Хотя он слышал от самого покойного Государя о предполагаемом изменении порядка престолонаследия, однако не знал о существовании какого-нибудь о том акта, который один мог быть действителен в таком важном случае и поспешил собственной присягой уничтожить ходившие в то время темные слухи. Императрица Мария Феодоровна, убитая горем, могла ему сказать о хранившихся в Государственном совете и Сенате бумагах уже тогда, когда великий князь объявил ей, что присяга совершена.

При обсуждении вопроса в кругу царской фамилии и приближенных к ней нашли, что после всего случившегося недостаточно, для убеждения народа и войска, одних писем цесаревича, несмотря на официальный их характер. Великие князья Николай Павлович и Михаил Павлович не скрывали от себя затруднительность положения, когда придется пояснять причину второй присяги, другому Государю, особенно в отсутствие самого Константина Павловича. Решились писать цесаревичу, что Николай Павлович покорится его воле, если она снова и положительно будет заявлена. Письма от Императрицы и Великого Князя, в которых, между прочим, опять повторялась просьба о приезде его в Петербург, были отправлены с фельдъегерем. Через два дня отправился в Варшаву же великий князь Михаил Павлович собственно для того, чтобы убедить великого князя приехать в Петербург; опасаясь разъехаться с фельдъегерем, он остановился на станции Неннале, на распутье дорог, и написал о том в Петербург и Варшаву.

Все это время столица находилась в тягостном ожидании. Темные слухи и какое-то недоумение волновали ее. В собравшемся, по случаю первой присяги, Государственном совете был уже возбужден вопрос о посмертной воле покойного Императора и об оставленных им актах, что конечно не могло остаться неизвестным в публике.

Этим настроением умов, а главное, предстоявшей второй присягой, решились воспользоваться люди, давно замышлявшие низвергнуть существующий порядок в России и только выжидавшие случая, чтобы воспользоваться им. Во время тяжкой болезни Александра Павловича получены были в Таганроге новые известия и на этот раз, двумя разными путями о существовании заговора, которого члены рассеяны в большей части России. По важности известий, Дибич решился послать в главную квартиру 2-й армии, в Тульчин, генерал-адъютанта Чернышева для предупреждения главнокомандующего Витгенштейна и для арестования командира Вятского пехотного полка полковника Пестеля. По смерти же Александра Павловича, отправлен был оттуда же к Императору в С.-Петербург, находившийся при покойном Государе комендантом Барон Фридерикс с подробным донесением о заговоре. Такое же донесение было отправлено в Варшаву, так как в Таганроге не знали где Император, и вероятно не знали даже кто Император?

В тот же день (12 декабря) великий князь Николай Павлович получил совершенно неожиданно другое удостоверение о существовании заговора и о том, что большинство его членов находится в Петербурге. Он призвал военного генерал-губернатора, графа Милорадовича, показал ему донесение из Таганрога и рассказал о последнем свидетельстве заговора. Граф Милорадович обещал принять меры, но вообще не придавал значения сделанным показаниям, удостоверяя, что в столице все спокойно. Последствия показали, что между тем как он ничего не знал, даже не верил в существование заговора, каждое действие его и вообще правительства было известно людям, участвовавшим в заговоре.

Наконец, ожидаемые бумаги из Варшавы были получены. 13 числа объявлен был манифест (помеченный 12-м) о восшествии на престол Императора Николая Павловича, а 14 декабря назначена была присяга.

События 14 декабря на площади Зимнего дворца и около монумента Петра Великого подробно описаны бароном Корфом, Шницлером[82] и другими; мы коснулись их потому, что они находятся в связи с предшествовавшим царствованием.

Здесь, по принятому нами плану, мы должны бы были окончить эту часть биографии Блудова, относящуюся собственно только до времени царствования Александра I, если бы не боялись оставить долее память Блудова под гнетом того обвинения, которое взвела на него заграничная пресса, именно, по поводу дела 14 декабря. Смерть и то вычеркнула многих из этой книги, пока составлялась она: так напр. «Арзамасцев», когда мы собирали о них сведения в прошлом году, было трое в живых, теперь мы должны были поправить – 1; Декабристов оставалось 11, – теперь, едва ли ошибемся, сказавши, что их осталось 7. Письмо, в котором я просил доставить некоторые сведения, возвращено за смертью того, кому было адресовано (гр. Закревского). Все это является как memento mori и торопит действовать. Могут встретиться и другие обстоятельства, которые прервут рассказ наш, и важное обвинение, лежащее на памяти Блудова, занесется в историю, вопреки истины, в угоду страстных увлечений.

Глава девятая

Причины, замедлявшие объявление акта престолонаследия при жизни Александра Павловича. Новая деятельность Блудова; обвинения против него; важность обвинений; неосновательность их. Обвинение другого лица, не менее несправедливое. Суд настоящий и суд потомства.

Император Николай, как сам он говорил[83], не готовился к тому высокому сану, который принял. Он едва ли не позже всех в Царской семье, года за три до смерти Александра, узнал о предстоящей ему участи, и то не более, как о предположении, сказанном ему покойным Императором. О существовании же известных актов, он не знал. Почему Александр хранил их в тайне от наследника и от народа, и тем невольно готовил смуты в любимой им России, – объяснить можно только тем, что он, вместе с манифестом о порядке престолонаследия, решился, кажется, объявить и