собственное отречение от престола. Еще незадолго до отъезда своего в Таганрог, он сказал о том бывшему в Петербурге принцу Оранскому[84], который пришел в ужас от предвиденных им последствий и всячески убеждал его отказаться от такого намерения. На другой день он решился писать Государю, чтобы поколебать его, но Александр остался непреклонен. В его года, с его здоровьем, всенародное объявление воли его казалось только делом времени и это время по-видимому наступало… но провидение судило иначе!

Не присутствуя ни в государственном Совете, ни в Сенате, ни при докладах министров, Император Николай не мог знать ни дел, ни людей в Государстве. По вступлении на престол, ему более чем другому нужны были деятельные сотрудники и помощники. Зная уважение, которое питал покойный Император к Карамзину, он обратился к нему за советом. Карамзин указал особенно на двоих – Блудова и Дашкова. Государь обещал употребить их способности при первом случае, и случай вскоре представился. По делу 14 декабря созваны были Верховная следственная комиссия и Верховный суд, а впоследствии образовалась еще Ревизионная комиссия. Государь предназначал в производители дел первой другое лицо; но один из деятельных членов комиссии объяснил, что следствие произведенное этим другим лицом (вместе с генералом Шеншиным) на юге России, по делу эттерии, оказалось неудовлетворительно; тогда Государь назначил Блудова.

Блудову тяжело было это назначение: приходилось присутствовать при допросах людей, из которых он иных знал лично, с семействами других был в связи; но в этом положении находилась большая часть служащих в Петербурге, потому что число причастных к делу было велико и они принадлежали ко всем званиям и особенно к высшему кругу. Отказаться от возлагаемого на него поручения, – он полагал невозможным, пока состоит на службе, считая строгое исполнение обязанностей первым долгом гражданина.

Блудова никто почти не знал в комиссии, так как он всю жизнь свою вращался в другом кругу, при других занятиях, и если против него ничего не могли сказать, то смотрели на него недоверчиво, как на пришельца, мало знакомого с деловой частью новых своих обязанностей. Верховный уголовный суд выбран был из трех Государственных сословий, как сказано в указе – 16 членов Государственного Совета, 35 Сенаторов, 3-х членов Святейшего Синода и 13 лиц особенно назначенных из главнейших гражданских и военных чинов. Престарелый Татищев, Военный Министр, назначенный председателем Следственной комиссии, взял из министерства секретаря Боровкова[85], известного по деятельности своей в издании журнала «Соревнователь Просвещения», где участвовали многие из замешанных в событии 14 декабря, и мы находим в деле массу бумаг, писанный рукой Боровкова. Но кто бы ни был производителем дел, – он не мог иметь никакого влияния на самый ход их; допросы с обвиняемых снимались не им, а членами Комиссии; эти допросы потом были несколько раз поверяемы в присутствии допрашиваемых Ревизионной комиссией; потом подсудимые были призываемы в Верховный суд и вновь передопрошены; наконец, сам Государь призывал к себе некоторых из обвиненных для того, чтобы лично убедиться в истине показаний. Не только не мог ни Блудов, ни Боровков иметь влияние на участь подсудимых, но роль их была до того пассивна, что, как увидим ниже, само присутствие их едва ли кто заметил из подсудимых. Тем не менее однако, в изданном в 1847 году в Париже сочинении, под заглавием: La Russie et les Russes[86], Н. Тургенев обрушивается всей тяжестью обвинения на Блудова, и в таких выражениях, при таких обличениях, которые заставили бы конечно отшатнуться от него всякого честного человека, если бы он только из книги Тургенева узнал ход дела и не взял на себя труда поверить его с подлинными актами.

Николай Тургенев посвящает часть книги на опровержение приговора, произнесенного над ним Верховным судом по делу 14 декабря. Сначала он оправдывает участие свое в тайном обществе «Союз Благоденствия» и вообще значение его. Мы полагаем, что правительство руководится своим воззрением на тайные общества и конечно не изменит его ни для Блудова, ни для всей комиссии и суда вместе взятых, а потому не остановимся на этой части. Мы только будем говорить о деле, насколько оно относится собственно до обвинения самого Блудова, и были бы рады, если бы, опровергая Тургенева, мы могли обойти его собственное оправдание.

Тургенев основывает все свое оправдание и обвинение Блудова на том показании Рылеева, в котором, между прочим, сказано, что в совещании народной думы, где решено было увезти царскую фамилию из Петербурга, Тургенев подал голос в пользу этого решения. Тут же упоминается имя Торсона. А как Торсон поступил в общество только в 1825 году, между тем как Тургенев еще в 1824 году выехал из России, что вполне должно быть известно Блудову, с которым он часто виделся осенью 1824 года в Мариенбаде, то Тургенев и не мог присутствовать в этом собрании.

Не станем распространяться о том, что Рылеев в другом (также записанном) показании говорил, что ему кажется, что об этом было рассуждаемо в совещании думы, что Никита Муравьев, не обозначая времени, сказал только, что речь о вышеизложенном шла незадолго до отъезда Тургенева за границу, что показание Торсона даже не вошло в записку собственно о Тургеневе, так как его показание, как и других двух, было сделано в оправдание себя, а не в обвинение Тургенева; не станем также говорить, что каждый из обвиненных мог привести в свое оправдание противоречащие показания других, так как допрашиваемые по несколько раз сбивались в своих ответах и часто совершенно невинно, по забывчивости, противоречили самим себе и очевидности обстоятельств; (о типографской ошибке не может быть и речи)[87]; – скажем только, что приговор Тургенева состоялся вовсе не на этом обвинительном пункте: вот буквальная выписка из доклада особой комиссии (в которой Блудов не участвовал), и пусть читатели сами судят, в какой мере помянутое показание могло иметь на него влияние: «Список подсудимых, коими не учинено собственного признания во взводимых на них преступлениях (четыре лица) 1. Действительный Статский Советник Тургенев. На Тургенева показывают 24 человека, что он был членом тайного общества[88], из коих трое, что Тургенев участвовал в учреждении; трое, что Тургенев был Директором; четверо, что Тургенев участвовал в восстановлении; шестнадцать, что Тургенев участвовал в совещаниях; один, что Тургенев на совещании был председателем; один, что Тургенев сочинял правила о изыскании средств к изменению правительства и получении Конституции и трое – что Тургенев участвовал в распространении тайного общества принятием членов».

Затем уже следуют показания Пестеля, Рылеева, Муравьева и других pro и