что меновая концепция С. Бейли оказала глубокое влияние на известного английского экономиста Г. Маклеода. В своей работе «Основания политической экономии» (1857) он дал наиболее последовательное и систематическое изложение основных положений теории спроса и предложения. Рассмотрим их более подробно ввиду того, что им не уделялось сколько-нибудь серьезного внимания в российской экономической литературе как советского, так и постсоветского периодов.

Опираясь на теорию спроса и предложения, Г. Маклеод утверждал, что обмен является универсальным средством обеспечения жизнедеятельности людей. В соответствии с этим исходным постулатом он определял и предмет политической экономии. Последняя, по его мнению, должна ограничиваться изучением размеров обмена, в который вступают различные предметы, а также законов, определяющих меновые отношения, или ценность этих предметов. «По нашему убеждению, – писал Г. Маклеод, – предмет чистой науки политической экономии заключается в том, чтобы открывать законы, определяющие отношения обмениваемых количеств. Меновые отношения каждого количества к другому количеству называются его ценностью (курсив наш. – Н. С.)… Таким образом, по нашему мнению, истинная задача науки политической экономии состоит в том, чтобы открывать законы, определяющие ценность количеств».[291]

Смешивая меновую стоимость с ценностью, Г. Маклеод далее отмечал, что в область политической экономии следует включать все количества существующих и материальных, и нематериальных предметов, подлежащих обмену, или имеющих ценность. «Таковы настоящие границы науки, а цель ее заключается в том, чтобы открывать и приводить в ясность законы, определяющие стоимость этих предметов».[292]

Следовательно, по Г. Маклеоду, границы политической экономии определяются условиями обмена, количеством представленных в нем предметов. Исходя из этой посылки, Г. Маклеод указывал, что разделение данной науки на три раздела (производство, распределение и потребление богатства), впервые проведенное Ж.Б. Сэем, не дает точного представления о ее предмете. Дело в том, что «… если бы не существовало обмена, не было бы науки политической экономии. Понятно, что тогда не могло бы существовать понятие о ценности»[293]… Кроме того, политэкономия включает в себя обширную отрасль собственности, которую экономисты либо игнорировали, либо изображали в неправильном виде. Как ревностный защитник частной собственности, Г. Маклеод писал: «Наука политическая экономия с такою очевидностью основывается на понятии о добровольном обмене, так ясно коренится на правах частной собственности, что социалисты всегда объявляли ей жестокую войну и всегда, сколько могли, старались ее ниспровергнуть».[294]

Согласно Г. Маклеоду, изучение политической экономии неизбежно ведет к истине, так как она есть наука точная, близкая к совершенству и полноте. Охватывая широкую область человеческих интересов, эта наука играет важную роль в понимании многих общественных явлений. «Когда все выводы нашей науки будут ясно поняты и все доктрины ее получат доступ в сознание большинства людей, она приведет к тому, что весь мир из бойни и мясной лавки превратится в сад изобилия и благосостояния».[295]

Как видим, Г. Маклеод всячески подчеркивал ключевую значимость политической экономии, ее важную роль в общественной жизни. Вместе с тем он стремился обосновать ограничительную версию предмета этой науки, сводя его только к изучению сферы обмена, меновых отношений.[296] Подобная трактовка отбрасывает политэкономию к эпохе меркантилизма, основные постулаты которого настолько теоретически были разгромлены представителями классической школы, что только явная вульгаризация данной науки могла вновь возродить меркантилистские представления о ее предмете.

Переходя к исследованию проблемы ценности, Г. Маклеод, вслед за Ж.Б. Сэем, указывал на основополагающую роль услуг в жизни общества. По его мнению, с тех пор, как люди начали оказывать услуги друг другу, они должны были научиться оценивать эти услуги с точки зрения величины их количества, т. е. сколько услуг одного рода следует оказывать в качестве вознаграждения за услуги другого рода. Отсюда возникает необходимость определения естественного мерила оценки самих услуг. На первый взгляд кажется, что таким мерилом является количество труда, употребленного каждым индивидом на услугу, им оказываемую. Так, зверолов должен был понять, что представляет собой день, в течение которого он занимается охотой. В результате зверолов научился определять, какое количество добытых им произведений следует считать равноценным известному количеству произведений, изготовленных, например, скотоводом или пахарем. Таким образом, «различные произведения принимают известные постоянные размеры, в которых они могут быть обмениваемы друг на друга; это определяет их меновую ценность…, которая остается однообразной до тех пор, пока для создания ее требуется одно и то же количество труда».[297]

Опровергая это положение, Г. Маклеод отмечал: предположим, что сложилась следующая ситуация. С одной стороны, если бы животные, составляющие предмет охоты, неожиданно размножились, то охотник получил бы возможность добывать гораздо большее количество произведений, употребляя при этом столько же труда, как и в прежнее время. С другой стороны, если бы произведения полей и стад остались бы в прежних размерах, то фермеры и скотоводы перестали бы довольствоваться установленными ранее количествами произведений в обмен на прежние количества собственных произведений. Но «по мере того, как добывание произведений охоты стало бы совершаться с большею легкостью, скотоводы и фермеры стали бы требовать большее количество этих произведений; тогда меновая ценность последних, или количество их, соответствующее, по стоимости, вымениваемых предметов, подверглось бы изменению. Тогда произведения охоты, по общему мнению, понизились бы в цене, так как известное количество их стало бы обмениваться на меньшее, против прежнего, количество других произведений».[298]

Развивая эту мысль, Г. Маклеод утверждал, что такое изменение меновой ценности возможно только в том случае, когда обмениваемые произведения одинаково желательны или необходимы, полезны или вредны. Но если какое-либо из них обладает некой особенностью, делающей данное произведение более приятным и полезным в сравнении с другими, то люди, конечно, будут стараться добывать его с большим стремлением и согласятся давать за него большее количество своих произведений, чем такое, которое соответствует труду, употребленному на его изготовление, – вследствие предпочтения, оказываемого этому произведению.[299] В результате «каждый труженик скоро убеждается, следовательно, что ценность его произведения, или количество других произведений, почитаемых равноценному последнему, вовсе не определяется трудом, потраченным на создание этого произведения, а зависит преимущественно от потребностей или вкусов потребителей».[300]

Поэтому каждый труженик стремится получить в обмен на свое произведение возможно большее количество других произведений. Это стремление основано на его понимании того непреложного факта, что меновая стоимость произведения, на которое он затрачивает труд, падает, а потому он избирает другое направление приложения своего труда. В этом случае труженик перестает производить все то, что ценится низко, и, наоборот, начинает производить все то, что ценится высоко. Иначе говоря, он старается производить именно то, что может принести ему наибольшую выгоду. Но чем более значительная часть людей производит предметы, обладающие