Я моргаю до тех пор, пока очертания Руджека не становятся более четкими. Я вижу его суровое лицо и нахмуренные брови. Руджек прикусывает губу и ломает руки, не зная, куда себя деть. Он такой… растерянный. В этом даже есть что-то милое. Передо мной стоит вовсе не сын могущественного визиря, второго лица в государстве после Всемогущего. Я вижу лишь мальчика, который всю ночь сторожил приют, потому что очень хотел помочь.

Я помню его у Змеиной реки, суетящегося со своими взволнованными слугами, мужчинами со скимитарами больше его роста. В нем уже тогда ощущалась властность. Иначе и быть не могло, ведь Руджек вырос в замке, в месте, которое возвышается над городом, словно древнее божество. В месте, где я сейчас лежу в безопасности от своей матери.

Мальчик, стоящий передо мной, теперь выше своего отца, и тело его больше не долговязое. Больше никаких шуток с удочкой. Когда я в последний раз его дразнила? Когда-то только его слуги были высечены из камня, но вот и он совершил этот переход. Эта резкая перемена не осталась незамеченной. Девушки на рынке давно стали обращать на него внимание. Они улыбаются и обмахиваются веерами, когда он проходит мимо. Я их прекрасно понимаю. Не будь он наследником рода Омари, они бы вели себя еще более дерзко, даже когда рядом с ним я.

– Руджек, – говорю я, чувствуя, как першит в горле.

«Это будет быстро, – сказала Арти. – Обещаю». Воспоминания нахлынули на меня, и по моим щекам потекли слезы. Что ж, это было быстро. Сам процесс оказался достаточно болезненным, хотя могло быть и хуже.

– Арра, как ты? – спрашивает он, подходя ближе.

– Во имя двадцати богов, Руджек! – Визирь хватает его за руку. – Пропусти врача.

– Я ему не мешаю, – огрызается Руджек на отца.

Широкие брови визиря сошлись на переносице, и он смерил сына убийственным взглядом. Из-за него я и перестала навещать Руджека на арене. Где бы я ни сидела, визирь всегда окидывал меня неодобрительным взглядом. Знал бы он, сколько времени мы с Руджеком проводим вместе на Восточном рынке. Или как часто мы встречаемся в нашем секретном месте у Змеиной реки, чтобы порыбачить или полежать в траве и болтать часы напролет. До меня вдруг доходит, что он наверняка все знает. Он же визирь. Руджек – его наследник. Единственный из трех его сыновей, кто в один прекрасный день сможет занять его место.

Руджек не мог делать что-то, о чем не узнал бы потом визирь. Я вспоминаю о количестве жандаров на рынке, когда я бродила там ночью в форме ка. Должно быть, кто-то из них присматривал за Руджеком.

– Или убирайся с дороги лекаря, – ледяным голосом приказывает визирь, – или уходи.

– Сынок, – мягко мурлычет его мать Серра, – не мешай доктору.

Руджек протестующе ворчит, но не спорит и делает шаг назад.

Я никогда не видела его мать без тонкой вуали, которая защищает ее кожу от солнца. Она родом с Севера – из царства льда и снега, где туман густой, как молоко. Север не является отдельным королевством. Он представляет собой группу стран, которыми управляет совет. Совсем как у наших племен. Они не поклоняются орише солнца Ре’Меку, и он не озаряет их своей славой. Они вообще никому не поклоняются. Наши ученые говорят, что ориши их прокляли. У людей с Севера тонкая, как бумага, кожа, которая очень чувствительна к солнечному свету. Вены ярко выделяются на фоне светлой кожи Серры – особенно вдоль висков и под ее бледно-фиолетовыми глазами. Жену визиря нельзя назвать красивой в традиционном смысле, но она все равно привлекает взгляд.

Рядом стоит одетый в простую голубую льняную одежду мужчина. Он сует мне под нос пузырек, от которого исходит столь резкий запах, что он обжигает мне легкие. Я отталкиваю мужчину и оказываюсь лицом к лицу с визирем. Судя по всему, сейчас середина ночи. Визирь одет в свою бело-золотую элару с приколотой к воротнику эмблемой в виде головы льва. На нем браслет и амулет из кости крейвана, как будто ему есть чего бояться. Неужели он думает, что меня сюда прислала моя мать? Он знает, что у меня нет магии – или, по крайней мере, что ее не было до ритуала.

Я все еще не обладаю собственной магией, но теперь я могу уговорить ее прийти на мой зов. После того как закончилась худшая часть ритуала, магия все-таки пришла ко мне. Сам факт наполняет меня надеждой и дает новые возможности. Этот ритуал показал мне, как много скрытого есть в мире. Сколько еще таинственного я могла бы открыть. Но моя мать все испортила. Даже просто думая о ней, я содрогаюсь от стыда и отвращения.

Магия Арти все еще покалывает у меня в груди. Что она сделала, связав мое тело и ка со своим? Когда я была маленькой, Оше рассказывал мне истории о могущественных колдунах, которые могли приказывать живым – или недавно умершим – выполнять их приказы. Неужели меня ждет та же участь, что и несчастные души-ндзумби? Я не позволю себе стать таким монстром, как она. Я буду бороться, даже если придется отдать еще несколько лет для того, чтобы разрушить ее проклятие.

Глядя на эмблему с львиной головой, я вспоминаю слова Руджека о том, что амулеты из кости крейвана реагируют только тогда, когда кто-то направляет на их носителей магию. Это означает, что амулет не заметит проклятия моей матери. Я снова пытаюсь заговорить, но в горле совсем пересохло. Я кашляю.

Руджек бросается вперед, и мать хватает его за руку.

– Разве вы не видите, что ей нужна вода?

– Сегодня ты испытываешь мое терпение, мальчик, – рявкает визирь. – Убирайся отсюда!

Я вздрагиваю от яда в его голосе и киваю Руджеку, давая ему понять, что я в порядке. Я чувствую вину за то, что не рассказала ему всю правду о ритуале. Он мой лучший друг – я никогда не скрывала от него ничего важного. Мне следовало верить, что Руджек поддержит меня, даже если бы он не одобрил моего решения. Серра переводит взгляд с мужа на сына. Ее белоснежное лицо ничего не выражает.

Руджек сдается и выбегает из комнаты, и мать следует за ним по пятам.

Снова шарканье ног, шепот, а потом тишина.

Врач прижимает два пальца к моему запястью.

– Пульс ровный.

– Развяжите мне руки, – стону я.

– Я связал вам руки, чтобы вы не исцарапали себя до смерти, – говорит врач.

Не помню такого, но кожа у меня просто изнывает.

– Что?

– Делай, как просит девушка, – приказывает визирь сквозь стиснутые зубы.

Врач подчиняется, и визирь отпускает его.

Когда мужчина уходит, визирь наливает мне чашку воды из кувшина, стоящего рядом с кроватью. Я делаю несколько глотков, размышляя, с чего начать. Сначала я должна рассказать ему о детях. Это важнее, чем то, что Арти сделала со мной. Но когда я открываю рот, горло горит, а голос срывается. Я не могу произнести ни единого слова. Магия Арти вспыхивает в моей груди, и жар распространяется по всему телу.

Лицо визиря выражает напускное безразличие, когда он спрашивает: