Он понял, что сейчас решается его судьба. Их судьба. Он повысил голос.

– А это! – Пашка в отчаянии кивнул на разложенное перед Светой. – Лучшее из того, что я знаю…

Света неожиданно задрожала лицом и уткнулась им Пашке в плечо. Накопленное за несколько месяцев, и особенно за последний, прорвалось слезами и жаркими словами.

– Это ты – л учшее, что у меня есть! Это ты – лучшее, что я знаю! Никому не отдам! Спасибо, Пух!..

…Тоненький голосок взывал в ночи:

– Вень! Ну, Вень! Открой! Хватит прикалываться! Не май месяц, я замёрзла!..

В дверь коневозки кто-то стучал. Света с Пашкой решили отпраздновать день рождения не в гостинице, а отдельно ото всех в пустом фургоне, который обычно был домом для них и лошадей в переездах из города в город. Тут были просторные стойла, большой отсек для фуража, выгородка для шорной и три отдельных купе для Захарыча, Веньки и Пашки со Светой. Здесь можно было с комфортом прожить долгое время. Сейчас здесь пахло сеном, как на прогретом солнцем лугу.

Кто-то ещё раз поскрёбся в дверь фургона, разочарованно повздыхал и зацокал каблучками в сторону новых приключений.

– Ага! Вот оно логово нашего Дон Жуана! – Света хихикнула, прижимаясь к обнажённому Пашкиному плечу.

– Сегодня ей придётся ложиться спать без десерта! – Пашка наигранно посочувствовал женскому несчастью. – Поматросил и бросил! А говорил, что он связист…

– Он и налаживал связь… – Света ещё раз тихо рассмеялась и вдруг впилась губами в Пашкину грудь. – Соскучилась!

…Коневозка покачивалась, постанывала, поскрипывала, вскрикивала, и, с междометиями, громко вздыхала всей своей многотонной плотью, словно мчалась куда-то по очередным неведомым цирковым путям-дорогам…

Вдруг рядом хлопнула дверь, клацнул английский замок, открылась входная дверь, с грохотом закрылась, и всё затихло в ночи.

– Что это было? – Света посмотрела на Пашку. Тот пожал плечами. Но оба догадались, что это был за полтергейст…

Глава тридцать четвёртая

«Аризона» встретила грохочущим ритмом, сверканием бегающих по полу, стенам и потолку огней, горьковатым дымом, то ли табачным, то ли сценическим, то ли ещё каким. Децибелы басов били в грудь не хуже боксёра. Венька мгновенно оглох, ослеп, пришёл в едва сдерживаемую ярость. Через штакетник скачущих и извивающихся тел пробрался к барной стойке. Было ощущение, что он попал в ад, где публике дают в последний раз насладиться земными благами перед гастролями в чистилище и последующей коммунальной сковородкой.

Он наклонился к бармену и, напрягая связки, проорал:

– Чего-нибудь покрепче…

Бармен хмыкнул, оценив покупателя, плеснул что-то бесцветное в стаканчик. Венька нюхнул и невольно дёрнулся.

– Это что, самогон?

Бармен ещё раз хмыкнул.

– Текила.

– Что за хрень? У нас свекольный самогон пахнет лучше!

– Это водка вон из того растения. – Бармен кивнул в сторону центра зала, где в специальной бочкообразной выгородке красовался зелёный метровый колобок с колючками. – Кактус называется. Весь мир подсел на этот напиток. Америка! Правда Южная.

– А при чём тогда Аризона?

– Там, говорят, тоже кактусы…

Венька, больше не нюхая, махнул залпом то, что вышло из тех самых кактусов. Дыхание перехватило, горечь обожгла гортань.

– Мать твою! Дерьмо какое!

– Закусывают лимоном с солью. Вот сюда сыплют соль. – Бармен показал на место между большим и указательным пальцами. – С начала языком, а потом лимоном – класс! Первый раз меня тоже чуть не скосило! Тут редко кто заказывает что-то, кроме текилы, – мода!

Венька исполнил показанный ритуал и попросил ещё стаканчик. Настроение всё равно такое же дерьмо, как и это пойло. Чего терять, кроме здоровья и зарплаты.

Вторая пошла легче. «Не-е, ничё, пить можно. Мужики в посёлке и не такое пили…»

В голову ударило. С утра он толком не поел, вместо ужина неожиданный «эротический» стресс, текила эта ещё!.. Венька загрустил, устало положил вытянутые руки и голову на барную стойку. Бармен не доставал, повидал многое, понял, человек заливает какую-то проблему или беду. Ему это только на руку…

– Дядя! Чего это от тебя так кониной прёт, ты случайно не навоз на скотном дворе грузишь? – С права и слева подошли трое пацанов лет двадцати. «Боровки-подсвинки!» – отметил про себя Венька.

– Оттуда… – Веньке сейчас не хотелось ни с кем ни вступать в дебаты, ни тем более завязываться. Он всё время прокручивал внутри себя картину близости Пашки со Светой. Вот уже битый час пытался уговорить себя, что это семья, что это его друг. Но все услышанные им звуки были живы, осязаемы и рвали душу в клочья, как эта текила – сознание.

– Шёл бы ты в ДК, к своим бабушкам, в клуб «Тем, кому за тридцать». – Компания гыкнула. – Здесь тебе чего? Давай, давай! – попытался подтолкнуть Веньку в плечо явно центровой из этой компании. Двое присели на высокие барные стулья по бокам, третий, видимо самый смелый, зашёл сзади. Они предвкушали…

Всё произошло быстро, бармен даже не успел долить Веньке очередную порцию текилы. С короткого разворота локоть Веньки с хрустом вошёл в челюсть того, кто был за спиной. Два его удара с левой и с правой положили на пол нелюбителей клуба тех, кому за тридцать, и конец так мило начинавшемуся задушевному разговору. Девичий визг, какие-то метнувшиеся тени к Веньке, музыка, бегущие огни, текила, кактус, лимон с солью, растерянное лицо бармена – всё смешалось в ночном клубе, как что-то там когда-то в доме Облонских…

…Пашку со Светой вызвали к директору цирка.

– Ну, что! Доигрались! Езжайте, вызволяйте своего работника!

– Куда езжайте, какого работника?..

Пашка со Светой сегодня получили от Захарыча отгул в честь дня рождения, отсыпались. В цирк собирались только на вечернюю кормёжку лошадей. Тут подняли ни свет ни заря!..

– Грошев Вениамин – ваш служащий?

– Наш, – Света с Пашкой напряглись.

– Вот и езжайте, забирайте его из РОВэДэ. Хорошо, что там мой приятель начальником. Опять же цирк любит. Натворил ваш Грошев, накуролесил! Драку устроил в ночном клубе. Избил там троих подростков. Остальных недорослей покромсал. Ну не совсем, скажем, подростков – возраст призывной. Но всё равно – с опляки. К тому же, у одного из них отец – не последний человек в городе. Надо будет что-то решать…

Через десять минут авто, выданное директором, подкатило к зданию, на фасаде которого красовалась надпись «Милиция». Их встретил майор. Приветливо улыбнулся. Он без труда узнал Пашку со Светой – был на программе всей семьёй. Из-за решётчатого помещения вышли три молодых человека, на вид не хлюпики. На лице каждого из них были изрядные ссадины и