При упоминании имени Пашки Валентину было снова «заморосило», но она человеком была мужественным, тут же взяла себя в руки.

– Спасибо, дядя Захарыч! Чаю попью, а вот сухари… Я вечером мучное не ем.

– Это не мучное, не поправишься. А вот подкрепиться тебе надо. Вспомни наши посиделки!..

У Валентины дёрнулось веко – она помнила всё!.. Особенно теперь, когда память всё чаще отправляла её в прошлое, как плохого боксёра жизнь – в нокаут…

Захарыч сообразил, что сказал лишнее, чем усугубил и без того, в прямом смысле, плачевное состояние бывшей жены его Пашки.

– Ладно, разберёшься… До завтра! Если у человека есть Завтра, значит есть Жизнь! А она всё управит, как надо! Спи! Пойду приберусь на манеже…

Глава тридцать вторая

На манеже шло вечернее представление. За стенами цирка творилось что-то невообразимое! Молнии над городом без конца вспарывали мятущееся небо, озаряя всё вокруг до мельчайших подробностей. Ужасающие раскаты грома придавливали к земле и плющили всех, кто не успел спрятаться в норы, под крыши или в укромные места. Один залп ещё не затих, как следующий, раскалывал небосвод, оглушал всё живое страшным грохотом, от которого в этот час не было спасения. Хотелось спрятаться, забиться в дальний угол тёмной кладовки, куда-нибудь под старые ватные одеяла, лишь бы не видеть и не слышать происходящего. Непрекращающаяся канонада у людей и животных рвала перепонки, словно в этот час все небесные барабаны, предвестники Апокалипсиса, объявили миру великую вселенскую тревогу.

Два могучих фронта встретились над головами землян и теперь выясняли отношения, кому из них быть. Сошлись две могучие силы, и борьба шла на уничтожение. Дождь хлестал улицы и дома, неся потоки воды по тротуарам и газонам, сметая всё на своём пути. Очередная молния ударила в центральный крест на куполе храма, что рядом с цирком. Дымящийся крест покосился, но устоял. Цирку тоже досталось. Следующий удар пришёлся по нему. Разряд в миллионы вольт с яростью вонзился в его самую высокую точку. Полетели искры на крыше, что-то полыхнуло, зашипело, и во всем здании погас свет. На купольной галерее, что над манежем, экстренно включилась система аварийного освещения от аккумуляторов. Зажглось несколько прожекторов. Свет был не очень ярким, но достаточным для того, чтобы оглядеться и покинуть манеж. Эта аварийная система была специально предусмотрена на случай, если выключится свет, а на манеже, например, хищники с дрессировщиком в клетке. Шансов у последнего не было бы никаких. Воздушным гимнастам в полной темноте тоже пришлось бы не сладко…

Инспектор манежа зычным голосом призвал всех к тишине, попросил оставаться на своих местах и ждать его последующих объявлений. Трубач шутливо наиграл фрагмент «Тёмная ночь…», чем изрядно повеселил зрителей. Ситуация была нештатная и тем самым забавная. Оркестр на «меди» попытался что-то там исполнить, заполняя затянувшуюся паузу. Те музыканты, кто был связан с электричеством, дурачась, изображали подыгровку, перебирая пальцами по потерявшим голос инструментам.

На конюшне Захарыч зажёг все фонари, благо у него имелся их целый арсенал. В батарейках тоже не было дефицита. Лошади уже стояли готовые к работе, нетерпеливо переминаясь в денниках. Здесь же – Светлана Иванова, тоже в полной «боевой». Её длинное чёрное платье в пол с коротким царским шлейфом сидело на ней как влитое, подчёркивая стройную талию и изящество фигуры. Чтобы не пачкать шлейф, Света обычно чуть приподнимала платье и крепила его на специальных зацепах. Перед выходом на манеж, у форганга, она приводила платье в надлежащий вид. Лишь однажды она забыла это проделать. В самый последний момент, услышав вопль Захарыча, шлейф занял своё место на полу. Смеялись потом долго, фантазируя, как бы это выглядело на манеже…

На конюшню вошёл инспектор и сказал, что первое отделение отменяется, о втором сообщит отдельно. «Город света пока не даёт». Света пошла переодеваться в гримёрку.

Она пробиралась в кромешной темноте, лишь на мгновение озаряемой через окна всполохами молний, после которых становилось ещё темней. Ориентировалась на гладкие перила и считала ступеньки.

Поднимаясь по очередному лестничному пролёту, она вдруг услышала этажом выше голос Валентины, которая в сильном волнении что-то жарко шептала кому-то. Света остолбенела, вдруг поняв – кому…

Она с бьющимся сердцем прижалась к холодной стене и в беспомощности опустила руки…

– Пашенька! Вернись ко мне! Умоляю тебя! Я стала совсем другой! Совсем, совсем! Я люблю тебя! И любила всегда, с первой нашей встречи. Я же была твоей первой женщиной! Вспомни, как нам было хорошо! Давай всё начнём сначала!

– Валечка! Ты наверное забыла, как мне было плохо! Ничего я сначала начинать не хочу! И не буду! Ты прошлась по мне танком. Ты сожгла меня! Я живу с пеплом в сердце. Даже не знаю, умею ли я теперь любить?

– А Света? Неужели без любви? Мне назло?

– Не трогай Свету! Она спасла меня. Мне с ней хорошо! Очень хорошо! Она настоящая женщина! Жена! Человек! Мне с ней тепло и спокойно…

– А как же любовь, Пашенька?

– А что это такое? Ты сама-то знаешь?

– Я, Пашенька, знаю! Теперь знаю…

– Прости, Валечка. У меня нет прошлого. Я его забыл. Есть только будущее. И моё будущее – Света. Прости. И прощай. Уйди из моей жизни. Уйди навсегда!..

– Ты меня из сердца всё равно не выбросишь! Я тебе, Пашенька, буду сниться, так и знай!

– Надеюсь, что нет. Хватит мне в жизни кошмаров! Я хочу жить! Слышишь? Жи-ить! – Пашка последнее слово не сказал, выкрикнул со стоном и рванул вверх на свой этаж, в темноте спотыкаясь и ударяясь о дверные косяки, ища спасение в своей гардеробной.

Валентина прислонилась загримированной щекой к шершавой стене, пытаясь найти в эти секунды хоть какую-то точку опоры. Слёз не было. Были лишь глухие стоны со словами: «Господи! Помоги мне! Господи!..»

Для неё, опытной воздушной гимнастки, опоры в окружающем воздухе сейчас не было никакой, словно его откачали из вселенной. Она впервые в жизни схватилась за левую сторону груди. Там что-то неожиданно кольнуло и впилось спазмом в спину, не позволяя вздохнуть. Держась за стену, она сделала шаг, за ним другой. Вроде отпустило. Лёгкие с сипом и затруднением позволили в себя что-то вместить. Надо было идти искать опору в воздухе над манежем. Но сил не было. Она села на ступеньки и положила голову на колени…

Света, с покусанными губами, спотыкаясь и пропуская ступеньки, устремилась по тёмным лестничным маршам вниз к служебному входу цирка. Её сердце тоже сжал невидимый кулак. Лёгкие влипли