«vertically challenged», а про лысого (тема, близкая автору настоящего очерка) – «hair-challenged». То, что в этих примерах кажется всего лишь забавным, может принести большой вред, когда затронуты вопросы профессиональной компетенции. В период беспорядков 1968 года считалось в порядке вещей, что учащиеся оспаривают права преподавателей определять, чему им следует учиться и что знать. Нельзя отрицать, что эти требования принесли известную пользу: иерархические отношения стали утрачивать ригидность, профессорам пришлось проявить бóльшую гибкость. Однако тенденция подвергать сомнению любой профессиональный авторитет сказывается в учебном процессе и в наше время: исследования показали, что преподаватели все чаще испытывают давление, вынуждающее их ставить студентам хорошие оценки, так как студенты считают, что таковые причитаются им по полному праву, а не как поощрение за успехи в учебе[153]. Вместе с тем преподаватели многих дисциплин находят все более затруднительным критиковать студентов и требовать от них усидчивой работы. И это тоже имеет прямую связь с политкорректностью. Статистика утверждает, что мера интеллектуальной одаренности (как и большинство других индивидуальных характеристик) в человеческом сообществе подчиняется закону нормального распределения. Попросту говоря, это означает, что не все студенты одинаково талантливы. Поэтому невозможно избежать ситуации, когда большинство учащихся испытывают болезненные чувства из-за того, что они уступают кому-то из своих товарищей. Мы соглашаемся с таким положением вещей в футболе, шоу-бизнесе, но также и в некоторых других профессиональных сферах, таких как медицина, юриспруденция или инженерные дисциплины, где успехи и достижения, вообще говоря, допускают более объективную оценку. В более «эластичных» дисциплинах, однако, студентам такое дается труднее. Похожие феномены дают себя знать, когда дело касается распределения доходов. От социализма, куда восходят ее корни, политкорректность унаследовала неприятие такого явления, как предпринимательская одаренность, которая при либеральном устройстве экономики дает одаренным людям большие преимущества. Я здесь не собираюсь защищать непотические элиты и непрозрачные классовые структуры, но давайте осознаем, что политическая корректность преследует цели абсолютно недостижимые: оберечь недостаточно успешных людей от зависти и уязвленности.

В результате мы получили культуру, которая маскирует ресентимент, выдавая его за добродетель[154]. Произошло нелепое смешение двух совершенно разнородных начал. С одной стороны, идеал Просвещения, согласно которому все люди от рождения имеют основные права: право на свободное развитие, на телесную неприкосновенность, свободное выражение мнений, на человеческое достоинство и т.п. Этот идеал постепенно подрывал общественные устои, при которых немногие пользовались привилегиями в силу своего статуса, дворяне унижали и эксплуатировали крестьян и других людей из низких сословий. Отсюда закономерно вытекают до сих пор звучащие в современных демократиях призывы к равенству возможностей всех членов общества, имеющие огромное значение как в этическом, так и в практическом плане. Но в перспективе политкорректности – и в этом состоит второе начало – отсюда же вытекает притязание на полное равенство и требование стереть все иерархические структуры и все различия вообще. Просвещенческий идеал равенства оказался смешанным с требованием права на то, чтобы никогда не испытывать обиды и униженности. Но это требование нереализуемо. Каждый человек, кто бы он ни был, уже чисто логически должен уступать кому-либо другому хотя бы в чем-то, идет ли речь о спортивном, артистическом, писательском, математическом или предпринимательском таланте. Ницшевский анализ ресентимента остается в этом отношении абсолютно адекватным: если не удается унять ресентимент средствами культуры, если из него делают добродетель, это достается дорогой ценой[155]: зарождается общественная культура наименьшего общего знаменателя, в которой запрещено все, что может исключить из дискуссии хоть кого-то. Подобная нивелировка культуры зиждется, естественно, на некоем ложном представлении о жизни, ведь никто всерьез не захочет жить внутри культуры, в которой нельзя даже пожелать сотворить что-либо выдающееся. Каждый хочет, чтобы хирург, оперирующий его ребенка, был талантлив и медицински образован, насколько это возможно. Возражение: «Разве это справедливо, что не каждый человек может стать хирургом?» – по справедливости можно считать абсурдным. И уж конечно, если бы высшая школа и система здравоохранения вдруг отказались от строгих критериев отбора кандидатов, это решение явилось бы этическим скандалом. Все мы хотим смотреть фильмы гениальных режиссеров, иметь компетентных экономистов во главе центральных банков и чтобы нашим самолетом управляли тщательно испытанные пилоты. Логика политической корректности поэтому просто внутренне непоследовательна: сложные современные общества не могут функционировать, не имея высших достижений[156], и потому всем нам придется как-то справляться с опытом осознания собственной несостоятельности. И тем не менее повсюду мы наблюдаем судорожные попытки затушевать качественные различия и иерархические отношения с целью минимизировать поводы для зависти. И здесь опять-таки возникает основа для нездорового альянса крайне правых политических сил с крайне левыми. Последние подозрительно относятся к высшим достижениям, поскольку с ними почти всегда связаны экономические привилегии, тогда как первые имеют склонность популистски релятивизировать или объявлять нерелевантными специальные знания высококвалифицированных экспертов, предлагая в качестве замены суждения дилетантов из разного рода теплых компаний, их глубоко прочувствованные воззрения, прозрения и интуиции, словом, мнения людей, крепко стоящих на земле обеими ногами. Результат в двух случаях один и тот же: рождаемая ресентиментом тенденция к нивелированию заступает на место ответственного суждения.

Способность обуздывать зависть такого рода – одна из составляющих культуры цивилизованного презрения. Обязанность каждого из нас – развивать эту культуру, поскольку независимо от того, сколько времени ты отдал обучению, упражнению, тренировке, все равно в современных сверхсложных обществах, где наличествует масса отделенных друг от друга профессиональных ареалов, неизбежно будут возникать абсолютно непонятные для тебя дискуссии, в которых ты не сможешь принять участия.

Этика ответственного суждения имеет поэтому не только когнитивные, но и эмоциональные компоненты: мы все должны учиться существовать в состоянии гнева, зависти и ресентимента, не заглушая в себе способности к суждению. Это требует от нас самодисциплины, умения не пасовать перед душевным страданием, вызванным чьим-либо превосходством, но привыкать мириться с этой болью[157]. «Культура восхищения» – несомненно, это определение звучит приятнее, а способность восхищаться великими достижениями и человеческими качествами составляет неотъемлемую часть всякой высокой культуры и свойство всякой развитой личности. Мне же сейчас важно подчеркнуть, что и эта способность не снимает боли, которую причиняет человеку чье-либо превосходство над ним. Для нашего душевного здоровья умение мириться с этой болью имеет центральное значение, о чем говорит следующая аналогия. Кто занимается спортом, знает, как важны после тренировки упражнения на растяжку. Это бывает больно, потому что сжатые мускулы противятся растяжению. Если отказаться эту боль испытывать и пойти домой с судорожно сжатыми мышцами, то они продолжат болеть и вдобавок будут сковывать свободу движений. Но если преодолеть болевое сопротивление, принять его и даже в известном смысле ему порадоваться, то мышцы понемногу обязательно привыкнут к растяжке и к спортсмену вернутся подвижность и хорошее самочувствие. То же происходит и с душой: кто не выдерживает боли, причиняемой завистью, и отшатывается от нее, тот обрекает себя на душевные судороги, которые находят свое выражение в ресентименте. В результате такой человек не сможет насладиться ни красотой, ни свершениями других людей и так и будет жить с горьким чувством, что ему ничего или почти ничего сделать не удалось. Культура цивилизованного презрения противостоит ресентименту и должна принимать в расчет значительное встречное сопротивление. Одна из наших задач – диагностировать как у себя,