– Сдохни, мразь. – Тулл держал бунтовщика на клинке, пока тот не испустил дух, а затем ударом ноги швырнул труп на землю. – Что со вторым близнецом? – спросил он. – Его кто-нибудь видел?

– Он мертв. Я видел, как он упал, – ответил Фенестела.

Вся ярость Тулла ушла, как кровь из перерезанного горла Костистого. Тот лежал у ног Тулла – жалкая фигурка, напоминающая сломанную детскую игрушку. Чувствуя, как внутри шевельнулась жалость, центурион подумал, что этот человек не был игрушкой – он просто сошел с правильного пути и жизнью заплатил за свою ошибку.

– Когда-нибудь в бою он мог спасти мне жизнь, – прошептал Тулл. – А я убил его.

– Ты сделал, что должно, – возразил Фенестела.

Центурион быстро взглянул на него.

– Да, клянусь богами. Но на этом лучше остановиться.

«Если мы не остановимся сегодня, – подумал он, – то все превратимся в чудовищ».

Начинало смеркаться, когда Арминий шагал по одной из тысяч тропинок, ведущих через лес к поселку. С одного его плеча свисал колчан, на другом он нес лук; в руках Арминий сжимал охотничье копье с широким наконечником. Башмаки были измазаны грязью, а с пояса свисала пара кроликов – зверьки подпрыгивали при ходьбе, словно были еще живые. «Не слишком богатая добыча для целого дня, проведенного на холоде в осеннем лесу», – думал вождь, поплотнее натягивая капюшон плаща на мерзнущие уши. И кроликов он добыл не стрелами – они угодили в силки, расставленные несколькими днями ранее.

Зверье в лесу словно попряталось. Олени, кабаны и пернатая дичь почти не попадались на глаза. Следы были – встречались кучки свежего помета, сломанные и потревоженные ветки, подъеденная трава. Но в пределах выстрела из лука никто не появлялся. Дважды ему удавалось подобраться достаточно близко к кому-то большому – и каждый раз зверь уходил, как только он собирался выстрелить. На опушке Арминий видел силуэт изюбря на фоне неба, но животное учуяло запах или заслышало охотника, когда тот попытался подобраться ближе, и убежало. Бить пернатую дичь стрелами даже для бывалого лучника нелегко, а Арминий себя таковым не считал. Он безвозвратно отправил в листву семь стрел, после чего отказался от дальнейших попыток.

Неудачная охота вовсе не означала, что Донар или Тамфана, богиня дерев, сердятся на него. Он все же добыл двух кроликов, а охота является одним из труднейших искусств, которыми может овладеть человек. Юность – а именно это время более всего подходит для изучения основ охоты – Арминий провел в Риме. Отец отослал его в столицу империи в качестве заложника, и он старался узнать как можно больше о враге. Потом поступил на службу в римскую армию и постигал искусство войны. «Вот в этом я мастер, – подумал вождь с холодным удовлетворением, – и еще умею договариваться с людьми. Когда говорю, они слушают».

Он постоянно стремился заручиться поддержкой новых союзников – и сейчас принялся размышлять о своей недавней поездке к племени ангривариев, которая прошла успешно. Поздней весной они пришлют своих воинов, которые поддержат войско Арминия. То же самое сделают и верные марсы. С самого начала было ясно, что оба эти племени, ненавидящие римлян, снова помогут ему, но сердце Арминия грело то, что их военные вожди принесли клятвенное обещание еще до того, как выпал первый снег. Если до зимы вернется мягкая погода, то он еще съездит на запад, к бруктерам, и на юг, к хаттам. Там он надеялся найти новых союзников. Арминий надеялся, что Сегимунд уже подготовил эти племена к его приезду.

И все же… Все же…

Воспоминание о двух воронах в священной роще было еще свежо в его памяти, как и неспособность – или нежелание? – Сегимунда истолковать их появление. Все, что смог Арминий вытянуть из жреца, ограничилось расплывчатым: «Вороны – посланцы Донара, они летают повсюду, покорные его воле, и иногда невозможно истолковать значение их появления».

Показалось ему или нет, что толкование Сегимунда стало еще более двусмысленным после того, как жрец поговорил с отцом? И что Сегест, который был взбешен своим задержанием, вдруг неизвестно почему стал образцовым пленником? Еще недавно старик был невыносим, размышлял Арминий, ныряя под арку из сплетенных ветвей ежевики, нависавшую над упавшим стволом старого дерева…

Он напоролся голенью на незаметный сухой сучок, вскрикнул и замер, стараясь удержать равновесие. По левой ноге от раны волнами поднималась боль. Арминий перебрался через ствол, уронив копье и стараясь не упасть лицом в грязь.

«Вжжжик». – Над его головой пролетела стрела.

Арминий распростерся на влажной холодной земле. Он не слышал ни окриков, ни извинений от охотника, случайно спустившего тетиву. Вокруг было тихо, а это значило, что стрела предназначалась ему. Если б он не задел сучок и не перевалился за ствол, стрела могла попасть в цель. Мозг лихорадочно работал. Кто, во имя Донара, пытается его убить? И так близко от поселка?

Тихие голоса, донесшиеся слева – именно оттуда прилетела стрела, – позволили понять, что стрелок был не один. Сколько их – двое, трое или больше? На лбу Арминия выступил пот. Мело и остальные его воины – сотни крепких бойцов – в поселке; в данной ситуации это все равно что в Риме, и помочь ему некому. Если он поднимется, стрелок снова спустит тетиву. И его товарищи тоже, если у них есть луки. К тому времени, когда Арминий стащил свой лук с плеча, в него выстрелили еще раз, а нападавшие перебежали поближе. У них были и копья.

Враги тихо переговаривались. Трещали сучья. Шаги слышались все ближе.

С нарастающей яростью Арминий думал, что не собирается расставаться с жизнью, валяясь в грязи, как червяк. Надо драться – тогда у него есть надежда попасть в зал славы, где пируют погибшие воины. Вождь постарался скорее снять колчан, отложил лук и снял с пояса кроликов – они будут мешать биться копьем. Моля богов о достойной смерти, он, опираясь на копье, поднялся на колени. Быстро осмотревшись влево, вправо и назад, насчитал шесть подбиравшихся к нему фигур. Никого из этих людей он не знал. До них оставалось не более двадцати шагов, и у Арминия сжалось сердце. Это не была чья-то страшная ошибка. Его действительно хотели убить.

«Вжжжик».

Стрела прошла сквозь тунику, оставила на его левом боку широкую кровоточащую рану и исчезла в подлеске. Арминий инстинктивно пригнулся, но тут же поднял голову, чтобы не упускать противника из виду. Еще один человек был вооружен луком, остальные – только копьями. Если побежать к поселку, его легко подстрелят. То же случится, если напасть на одного из копейщиков. Приняв решение, Арминий выскочил из-за ствола и бросился на лучника, только что выстрелившего в него. Оскалив зубы и держа копье наперевес, он издал пронзительный, отчаянный боевой клич.

Стрела второго лучника пролетела мимо и вонзилась в морщинистый ствол старого бука. Первый, на которого бросился Арминий, от страха замешкался и никак не мог нащупать в колчане стрелу. Арминий успел пробежать десять шагов, пока враг нашарил ее, и еще шесть, пока наложил стрелу на тетиву и сумел наполовину натянуть лук и в спешке выстрелить. Арминий загодя пригнулся, и стрела пролетела над головой. Используя момент, он вонзил копье в живот противника. Стрелок сначала выдохнул от удара, а потом пронзительно вскрикнул от боли. Арминий резко вырвал копье из тела, а когда лучник упал, корчась в грязи, огляделся, готовясь к продолжению схватки.