пошли к Степкиным, а те даже слушать не стали, мол, неизвестно еще, от кого ребенок. А от кого он мог быть, ежели Степка у меня единственный парень был? Мои-то уже решили меня в деревню отправить, к бабке, чтобы позор скрыть, но тут Нестеров Серега пришел и предложение сделал. Уж откуда он узнал, не имею понятия, но говорит, мол, я давно тебя люблю и ребенка за своего приму. Что делать было? Я еще поплакала да и пошла за Серегу. Он меня старше был на пять лет, работал уже тогда, на заводе. Поженились, стали вместе жить, Витальку родили. Потом Серега под электричку попал, пьяный был. Витальке двенадцать было. Схоронили Серегу, а я стала вдвоем с сыном жить, нам к тому моменту квартиру дали с условием, что мы в местном совхозе должны будем двадцать лет отработать. Так я и стала дояркой, зарплата маленькая, только и хватало, чтобы перекрутиться, но молоко всегда есть, мясо… В общем, так и жили, Виталька на повара выучился, потом в армию ушел. А дальше… Все покатилось в тартарары. Только ясно стало, что ему срок грозит, я поняла, что выбора нет, решила к Степке ехать. Он на тот момент обосновался уже в соседней области и важный пост занял. Конечно, я Витальке не рассказывала, что Серега не настоящий отец его был, а зачем? Тот его любил, и Виталик его отцом считал.

– А как фамилия настоящего отца Виталика? – аккуратно спросила я.

– Прохоровы они. В общем, приехала я к нему, знать не знала, где он живет, пошла к местной администрации, – Наталья Алексеевна рассказывала дальше, а я пыталась справиться с обрушившейся на меня информацией.

Выходит, Нестеров – сын Прохорова? Почему он оказался в ту ночь в моей квартире? Действовал с наставления отца? Связаны ли эти истории между собой?

Глава 21

Вопросов было слишком много, и я решила сосредоточить внимание на истории Нестерова, надеясь услышать что-то для себя полезное.

– Стояла там два дня, надеялась, он появится. Наконец, увидела его, он по лестнице спускался, внизу машина стояла, его ждала. Я к нему бросилась, так Степа меня не узнал, – она вздохнула, – конечно, я за эти годы растолстела и подурнела, а он выглядел просто отлично, костюм дорогой, и вид такой… Я возле него, как нищенка смотрелась. Наконец, он меня узнал, но сказал, что сейчас говорить не может, предложил встретиться вечером. В назначенное время я пришла к парку, он там прохаживался возле своей машины. Мы с ним прогулялись немного, я и рассказала все, как есть. Если бы не такая ситуация, ни в жизнь бы к нему не поехала, но очень хотелось Витальку уберечь от тюрьмы.

– А он что?

– Слушал с недоумением. Растерялся даже, потом так осторожно сказал, мол, а с чего ты решила, что ребенок мой? Тут я в слезы, а чей же, говорю? Но он стал вдруг непроницаем. Спросил, чего я хочу, а когда узнал, сказал, что постарается помочь, но ничего не обещает. Он мне свой номер оставил, я несколько дней ждала, потом сама позвонила. Степа мне так официально ответил, мол, извини, ничем помочь не могу. В родстве сильно сомневаюсь и прошу оставить меня в покое. Вот что с людьми деньги делают, – женщина смахнула слезу и судорожно вздохнула, – потом, конечно, брат мой сказал, что Степке ввязываться в это не с руки было из-за карьеры. Признавать внебрачного ребенка, которого, к тому же, в тюрьму хотят посадить… В общем, его репутации это бы сильно повредило. Я тогда поняла, что надеяться больше не на кого, стала к следователю таскаться, молила разобраться во всем. В итоге Виталика посадили на три года, через два выпустили по амнистии. Вернулся он уже другим человеком, жестким стал и замкнутым, а был такой веселый и отзывчивый мальчик, никакие жизненные неприятности не могли его сломить, только тюрьма эта проклятая… О ней он говорить не любил, да и вообще неразговорчив стал, пропадал часто, но жил со мной. С год перебивался случайными заработками, а потом вдруг вижу, деньги у него завелись. Домой стал еду таскать сумками, телевизор купил, долг отдал за квартплату, он у нас уже порядочно скопился к тому моменту. Я спрашиваю, откуда деньги? Он говорит, мол, в салон устроился, машинами торгую. А я что, знаю какие у них там зарплаты? Я только радовалась. Зажили мы с ним хорошо, денег он мне давал много, в дом все покупал. Он часто по командировкам мотался, говорил, что машины перевозит. Так семь лет прожили, а потом… – тут она закусила губу, чтобы не расплакаться. – Снова его посадили, оказалось, никакими автомобилями он не торговал, а занимался перевозкой наркотиков. Меня тогда чуть удар не хватил. Ему светил срок чуть ли не десять лет, что было делать? Я и подкупить пробовала следователя, деньги-то какие-то еще были, но ничего не помогло. Виталик мне так и сказал, мол, ничего не выйдет, это практика такая – сдавать кого-то раз в несколько лет, чтобы показать, что и менты делом заняты. Но я тогда решила не опускать руки, собрала всю гордость в кулак и снова к Степе поехала. Он тогда уже шишкой стал, я и думала, что теперь, может, он сжалится. Но все вышло только хуже. Я опять у администрации крутилась, он меня увидел, сказал что-то мужчине, который рядом с ним шел, а сам в машину быстро сел. Мужик тот ко мне, под локоть взял и в сторону ведет. Улыбается, а сам говорит, мол, еще раз появишься тут, не сдобровать тебе будет, и всей твоей семье тоже. Я даже слушать не стала, вырвалась и ушла. Стало ясно, что Степка меня не желает ни видеть, ни слышать. Так Виталика и посадили, в итоге дали восемь лет, а отпустили через семь. Дальше я рассказывала, пробыл он у меня недолго, а потом исчез.

– Как вы думаете, куда он мог поехать?

Наталья Алексеевна вздохнула.

– Думаю, к Степке он подался, – я уставилась на нее, она продолжила, – мы в вечер перед его отъездом выпили вместе, язык по-пьяни и развязался. Я ему всю правду выложила, что Серега не его отец и кто его отец. Он верить не хотел, потом стал выспрашивать, а на утро и смотался, слова ни сказав. Так что, я думаю, к Степке он подался, посмотреть на настоящего отца своего, а то и попытаться с ним поговорить. Боязно, конечно,