– Если очень хочется, пристрелю, но потом, – она повернула голову, обожгла взглядом, и Лаки не удержался от колкости: – Не бойся, насиловать не буду. Скажи, Афродита, что стало с твоими рабами после того, как кристалл разбился?

– Пристрели… – взмолилась она и стала биться лбом о матрас.

– Афродита… Слишком пафосно. Исида… Ися – тоже не по-славянски.

– Юлиана, – наконец представилась она. – Что тебе нужно?

Не Яна, что ожидаемо и печально.

– Уж точно не секса. Я искал девушку по имени Яна, которая скрывается в Зоне, думал, что это ты. Ошибся.

– Сволочь! – с укором бросила она.

– Гарем теперь разбежится? Карандаш, Крючок, Картошка… А я думал, за что их так? Вообще-то сволочь – это ты, превратила свободных сталкеров в фан-клуб группы «ZZ Top». Бороды нравятся? Не стыдно тебе?

– Нет. И не смешно.

– Думаю, и им сейчас не смешно. Так что отделалась ты, можно сказать, легко.

– Что дальше? – спросила она, переворачиваясь на бок.

Господи, ну и страшилище! Если после пьянки проснешься с такой, в монастырь уйдешь. «Юлиана – лучшее средство от алкоголизма».

– Наконец-то ты заговорила здраво. На тебя я зла не держу и рассчитываю выбраться отсюда живым, надеюсь, наши интересы совпадают. Повторяю вопрос: что сейчас с твоей армией любовников?

Удивительно, но она покраснела, а потом по ее лицу пробежала судорога, и полились слезы. Ревела она минут пять, взяла себя в руки и пожаловалась:

– Думаешь, мне легко было жить… такой? – она криво улыбнулась, продемонстрировав зубы: на верхней челюсти они были огромными, широко расставленными, скрученными, на нижней – недоразвитыми. – У меня генетическое неизлечимое заболевание, синдром АЭК.

Только сейчас Лаки заметил шрам на ее верхней губе – скорее всего, ей делали пластическую операцию, устраняли «заячью губу».

– А я ведь живая, как и каждой женщине, мне хотелось любви!

Даже жаль стало Юлиану. Что за характер дурацкий, это чудовище чуть не воспользовалось твоей беззащитностью, а ты ее уже жалеешь! Лучше мужиков пожалей, которые столько лет были ей подчинены! Справедливо было бы отдать ее им.

– Сейчас я скажу циничную вещь: своя рубашка ближе к телу. Я хочу жить, ты хочешь жить. Я прощу тебе несостоявшееся надругательство, ты простишь разгон гарема. Попытаемся выйти отсюда целыми и невредимыми, а потом вали на все четыре стороны. За время, когда ты тут развлекалась, лучше бы на операцию скопила, случай-то не безнадежный, – польстил ей Лаки.

– Развяжи, – проговорила Юлиана.

– Пока нет. Схожу на разведку, посмотрю, что там, тогда и решу.

Прежде чем уходить, он привязал пленницу к кровати, выслушал в свой адрес поток брани, столь же безобразный, сколь лицо, его извергающее.

В храме, как он и ожидал, никого не было. На цыпочках, с дробовиком в руках он выглянул на улицу, где зизитопы провожали его к исполнителю желаний… Они и сейчас были там, но озирались непонимающе, словно лишились памяти. А может, это на самом деле так? Тогда придется их всех тащить с собой к Периметру, не бросать же здесь, беспомощных!

Вели они себя тихо, адекватно, и Лаки решил с ними побеседовать, покашлял, привлекая к себе внимание.

– Всем привет, меня зовут Лаки. Прежде чем вы завалите меня вопросами, я кое-что скажу. Все это время вашими сознаниями манипулировал один нехороший человек, я его пристрелил и бросил в реку, теперь вы свободны.

Чтоб не травмировать мужиков, он не стал говорить, что они побывали в сексуальном рабстве у самой страшной женщины в мире.

– Вы хоть что-нибудь помните? – продолжил Лаки.

– Я пришел загадать желание, – прогудел Дед Мороз. – Тогда этого ничего не было, – он раскинул руки, словно хотел обнять поселение. – Спустился под землю… И все.

Скорострел злобно посмотрел на Деда Мороза и врезал ему кулаком в живот – бедолага аж глаза выпучил, пополам сложился:

– Это тебе, падла! Ща еще получишь!

– За что? – прохрипел седобородый.

– За то, что ты меня сюда притащил!

Значит, мужчины посещали храм не по собственной воле, их притаскивали адепты культа Юлианы, как Лаки и предполагал.

– А ну отставить! – рявкнул Лаки. – Если он чем-то тебя и обидел, то не по своей воле. Вы помните свои имена, знаете куда идти?

Все закивали, тогда Лаки решил, что мужчины в его помощи не нуждаются, и побежал за рюкзаком и пистолетом в шатер, также ему нужно было положить в контейнер радиоактивный артефакт.

В шатре был только Перфоратор, который с остервенением сбривал рыжую бороду, склонившись над ведром, косички он уже срезал ржавыми ножницами.

– Зря такое богатство губишь, сейчас борода в моде, – пошутил Лаки.

– Ты кто такой? – ненадолго отвлекся Перфоратор, половину он уже сбрил, и кожа на щеках и подбородке была намного белее, чем на лбу.

– Спаситель, – ответил Лаки, прошагал к рюкзаку, пистолет и тесак лежали на полу, никто их даже с места не сдвинул. «Штайр» он сунул в наплечную кобуру под курткой. Ощупал «берцы» – более-менее высохли – переобулся, кеды спрятал в рюкзак. Определил артефакт в контейнер и пристегнул его к поясу.

– Надо найти бабу, которая все это устроила, – проговорил Перфоратор.

«Знал бы ты, как она тебя назвала», – подумал Лаки, но промолчал.

– Меня жена, наверное, уже похоронила! Сколько я здесь? Год? Два? Сейчас осень, да? Какое сейчас число и год?

Лаки сказал, и сталкер взвыл, заломил руки:

– Четыре года!!!

Надо идти отпускать Юлиану, некоторые из них ее помнят, и разорвут рабовладелицу на куски! Если сложить сломанные судьбы этих сталкеров, может, они и будут равняться одной смерти, но Юлиана заплатила за все свои грехи авансом при рождении – поживи-ка с такой мордой! Взрослые хоть умеют притворяться, а дети жестоки, в школе ее, наверное, задразнивали.

Пока жертвы не опомнились и не раздобыли оружие, надо брать лодку и уносить отсюда ноги, Лаки предчувствовал, что ничего хорошего ждать не следует. Правда, куда валить на ночь глядя? Обратно в берлогу? Почему бы и нет?

Юлиана лежала на кровати связанная, как ее Лаки и оставил.

– Оружие у тебя есть кроме ИЖа этого? – спросил он, замерев над ней с ножом.

– Допустим, – ответила она, прикрывая лицо жиденькими волосенками.

– Тогда прощай, – он перерезал веревки, попятился, целясь в женщину из дробовика, мало ли что у нее в голове, неспроста спецназ, уничтожая террористов, в первую очередь отстреливает женщин. – И да, я советовал бы тебе одеться и поскорее отсюда убираться.

– Что стало с… с ними? – спросила она упавшим голосом.