– Аристократичное имя, не правда ли? Оночень гордится историей своего рода. Гопзия Руриуса Первого казнил Кводнон,когда тот пытался устроить переворот. Гопзий Руриус Второй пал, по слухам, отфлейты самого Троила… Ну а Третий пока что жив и здоров. Вы с Гопзиком что,знакомы? Да-да, я называю его Гопзиком!

– Лично нет, – осторожно ответилБуслаев.

Прасковья с удовольствием откинулась на спинкудивана и, склонив голову набок, по-кошачьи уставилась на Мефа.

– Может, ты сядешь? А то ужаснораздражает, когда рядом торчит что-то крупное и врет, – картонным голосомсказал Ромасюсик.

– В каком смысле врет?

– Гопзик сказал мне про дуэль. Ты вызвалего, и довольно грубо. Он даже не ожидал от тебя такого хамского письма.Изначально Гопзик был настроен вполне дружелюбно. Ему неловко было отбирать утебя меч, но приказ есть приказ.

– Меча я не отдам, – сухо сказалМеф.

Он не видел повода обсуждать одно и то же добесконечности. От перестановки возражений суть отказа не меняется.

Прасковья вскочила с ногами на диван,оказавшись выше Мефа. Буслаева толкнуло тугой волной ее гнева. Он даже ощутилметаллический привкус крови.

– Ну и дурак! Я знаю: мне должно быть всеравно, но ты обречен! Ты смертник! Понимаешь? В большей степени, чем тогда вТартаре, когда Лигул собирался накормить тобой яроса!

– Посмотрим, – сдержанно ответилМеф.

Тот, кто запаниковал раньше собственныхпохорон, не доживет и до них.

– Тут и смотреть ни на что не надо!Гопзий не просто один из лучших клинков мрака! Он умеет все просчитыватьзаранее!

– Можно приблизительно просчитать тактикубоя и его стратегию, но не сам бой. Бой – это всегда импровизация, –уверенно сказал Меф.

Прасковья нетерпеливо дернула рукой, и междуними просунулась круглая голова Ромасюсика.

– Нечего озвучивать общие места! Гопзийпросчитывает не это. Тебе известно, что такое совместимость артефактногооружия? – спросил Ромасюсик очень громко. Видимо, Прасковье казалось, чточем ближе рупор, тем весомее аргументы.

– Приблизительно, – сказал Меф,отодвигаясь от кипящего сахарной слюной шоколадного юноши.

– Значит, не знаешь! Порой заведомо болееслабый артефакт может оказаться полезнее сильного. Кинжал слабее арбалета, ноесли ты катаешься с противником по земле, полезнее иметь кинжал, чем арбалет.Согласен?

– Допустим.

– Твой меч – бывший меч Древнира –артефакт переменной силы. Он может быть очень могучим, но бывают часы и дни,когда силы его иссякают. Таковы все артефакты, изначально сотворенные не возле. Клинок же Гопзика выкован в Тартаре. Он не знает ни приливов, ни отливов,ни сомнений.

– Плевать!

– Плевать будут верблюды! Я докажу тебе,Буслаев, что ты самонадеянный дурак! Ты даже сам себя не понимаешь! Где тебепонять стража!

– Докажи!

– Даже доказывать ничего не буду. Когданазначен бой?

Меф, не до конца доверявший Прасковье,помедлил. Новая наследница мрака расхохоталась, и Буслаева вновь накрыло волнойее эмоций.

– Да не нужен мне твой ответ! Я сама высчитала:29 ноября! Думаешь, мне сказал об этом Гопзий! Как бы не так! Он хитер как лиси лишнего никогда не сболтнет… 29 ноября – дата максимального ослабления твоегооружия. В этот день сил в твоем мече будет меньше, чем в любой музейнойжелезке! Вот тебе и ответ, кто из вас двоих станет трупом!

Меф вопросительно взглянул на Дафну, но онастояла к нему спиной, и он видел лишь два светлых ее хвоста, невесомоприподнимавшихся точно крылья.

– Это что, правда? – спросил онозадаченно.

– Правда – категория света. Мрак имеетдело с фактами, – чужим голосом сказал Ромасюсик. Он даже скулитьперестал. Так и стоял с выпученными засахаренными глазами. Видимо, Прасковьясжала его сознание, точно в тисках.

– Разумеется. Фактами прощеманипулировать. Чем больше знаешь, тем меньше понимаешь, – сказала Дафна,не оборачиваясь. – Где тот светлый, которого вы якобы схватили? –напомнила она.

Прасковья дернула худым плечом. Момент нанестиудар настал.

– Можете забрать.

– Откуда?

– Он в морозильной камере.

В руках у Дафны что-то негодующе мявкнуло. Незаметив, она стиснула загривок кота.

– Где?

– Говорят тебе: в морозилке! Хочешь –забирай. Не хочешь – пускай валяется. Мне места не жалко, – нетерпеливоповторила Прасковья.

Меф метнулся к двери. Как найти кухню, онпримерно представлял. Буслаев дернул дверцу морозильника, и тотчас на негоглыбой льда вывалился окоченевший Антигон, похожий на рыбину в глубокойзаморозке.

Выпуклые глаза его были покрыты изморозью, ногубы медленно шевелились. Меф прислушался и, к своему удивлению, обнаружил, чтоАнтигон очень медленно и заторможенно, со скоростью примерно десять звуков вминуту поет песню: «Солдатушки, бравы ребятушки!»

Рядом вынырнула физиономия Ромасюсика. Возясьс Антигоном, Меф не заметил, что на кухне он уже не один.

– Что вы с ним сделали?

– Хотели кое-что узнать, но не успели.Этот болван Ромасюсик сдуру запер его в холодильнике, – поведал онсамокритично.– Прежде чем мы опомнились, он увидел банку с прокисшим вареньем ивпал не то в кому, не то в запой. Чтобы он не пел песен и не буянил, мызашвырнули его в морозильник. И что у вас в Эдеме, все такие?

– Это кикимор, – сдержанно ответилаДаф.

Оправдываться и растолковывать Прасковье, чтокикиморы не имеют отношения к Эдему, она считала бесполезным. Есть вещи,которые не понимаешь, а есть вещи, которые не желаешь понять. Объяснить первыееще можно – было бы желание, объяснять же вторые – напрасная трата времени исил.

Ромасюсик, немного пришедший в себя, стоял итихо потел шоколадом, ногтем соскабливая выступающую глазурь. Мефодий взялпьяненького Антигона и взвалил его на плечо. Разогнуть его без предварительнойразморозки оказалось невозможным.

Прасковья равнодушно наблюдала, как влажныекапли с носа постепенно оттаивающего Антигона, срываясь, падают на кафель.