Деревня Горловка располагалась, как и говорилаСюзи, в сорока километрах от Москвы. Я довольно быстро добралась до нужногоместа по шоссе, потом еще какое-то время «Вольво» подпрыгивал на ухабахпроселочной дороги, и передо мной возникла маленькая, узенькая и весьма грязнаяречка. Единственный мостик представлял собой несколько полусгнивших бревнышек.Нечего было и думать о том, чтобы переехать его на машине. Вдали, на пригорке,виднелись избушки – это и была Горловка.

Вздохнув, я заперла машину и пошла по шаткомусооружению. Гнилые деревяшки угрожающе подрагивали. Интересно, как заезжают вэтот населенный пункт местные жители? Ведь привозят же им хлеб, продукты,почту, наконец.

Но, уже оказавшись на окраине деревни, поняла:Горловка брошена или почти брошена. На узенькой улочке стоял с десяток домов –покосившихся и почерневших, окруженных поваленными заборчиками. Избы смотрелина свет выбитыми окнами, двери были нараспашку. Не лаяли собаки, не кричалидети, не кудахтали куры. Только один дом, самый последний, выглядел жилым. Водворе на веревке моталась пара тряпок, а дверь украшал пудовый ржавый замок. Япотрогала его руками и вздохнула. Может, хозяин здесь, просто поехал запродуктами? Подожду немного, а пока осмотрю окрестности.

Дорога пошла вниз и запетляла в лесу. Ямедленно шла по тропинке, вдыхая терпкие осенние запахи. День стоял непривычнотеплый и сухой, такие, как правило, выдаются в начале октября. Внезапно елирасступились, и перед глазами предстал двухэтажный заброшенный дом, явно бывшаябарская усадьба. Над входной дверью висела вверх ногами вывеска – «Летняя дачадетского сада ь 2456».

Все ясно: в советские времена многие детскиеучреждения вывозили своих воспитанников в Подмосковье. Настоящее спасение дляработающих родителей и одиноких матерей. Стоило копейки, и ребенок весь деньприсмотрен, накормлен и на воздухе. С приходом дикого капитализма институтдетского отдыха тихо начал отмирать, и передо мной одна из таких заброшенныхдач.

Внутри оказалось несколько просторных комнат,огромный зал, кухня, ванная, но мебели нет, и обои повисли клоками…

Я вышла через заднюю дверь, прошла еще немногоберегом реки и наткнулась на кладбище. Безжалостное осеннее солнце освещалозаброшенные могилы. Человеку свойственно не думать о смерти, но если уж всеравно похоронят, так лучше здесь – в полной тишине, над рекой, под деревьями,где поют птицы…

Я толкнула ржавую калитку и вошла внутрь.Погост делился на две части – в одной несколько замечательных мраморныхпамятников, в другой – простые деревянные и железные кресты.

Первое надгробие представляло собой фигуруколенопреклоненного ангела. «Гликерия Корзинкина, урожденная Рокотова,1836–1901 гг., Федор Корзинкин 1829–1900 гг.». Бог мой, это же предки Базиля!Следующая могила принадлежала Михаилу и Варваре Корзинкиным, рядом детскиезахоронения – младенец Петр и отроковица Анна, в самом углу Дормидонт иПрасковья Корзинкины, скончавшиеся аж в 1856-м и 1861-м годах.

На второй территории масса мелких холмиков, накрестах разные фамилии, последний раз тут хоронили в 1986 году – АвдотьюКозлову. Прожила бабуля большую жизнь, родилась в 1906 году. В самом концестоял обычный, уже почерневший деревянный крест. Я с трудом разобрала буквы.«Господи, упокой с миром невинно убиенных Андрея, Марию и Трофима Корзинкиных,1917 год». Значит, тут покоятся прадедушка и прабабушка Базиля, родители егодеда Николая, убитые восставшими крестьянами! Где же могилка младенца Земцова,в которой якобы спрятан клад?

Я вновь вернулась на «богатую» территорию истала осматриваться. В левом углу за оградой еще какой-то холм. Я перелезлачерез изгородь и увидела небольшой каменный обелиск – «Прости, господи, нашейдочери грех самоубийства. Анастасия Корзинкина 16 лет, младенец Земцов».

Бедная девочка! Небось забеременела незамужняяи не снесла позора – убила себя и незаконнорожденного сына, вот почему могилказа оградой и креста нет. Но где камень, который требуется повернуть?

Я излазила весь холм, никаких камней нет и впомине, только небольшой, примерно метровый обелиск. Может, его и имел в видуумирающий дед?

Памятник из белого, слегка потемневшегомрамора стоял намертво. Я дергала неподатливый кусок, пыталась расшатать – всебез толку. Через полчаса зряшных усилий решила присесть на небольшую, слегкарасколотую мраморную скамеечку и закурить. Привычный вкус «Голуаз» успокоилнервы, и захотелось пить. Солнце светило ярко, щедро освещая кладбищенскийпейзаж. В траве, все еще высокой и, несмотря на ноябрь, почему-то зеленой,блестел какой-то предмет. Я присела на корточки и подняла золотую зажигалку«Ронсон» с выгравированной буквой «В». Так, Базиль приезжал сюда. Симпатичнуюбезделушку Зайка подарила Корзинкину на это Рождество, обозначив на ней первуюбукву его имени «Basil». Значит, он тоже сидел на скамеечке и скорей всегозачем-то наклонился, вот плоская, маленькая штучка и выпала из кармана.

Я принялась внимательно осматривать низскамейки, пальцы ощупывали «ногу», вдруг именно ее надо повернуть? Внезапно подруками что-то продавилось, раздался тихий скрип, и обелиск слегка отъехал. Яразинула рот. Вот оно что! В скамеечке скрыт механизм, отодвигающий камень, а яслучайно нащупала «кнопку» – один из мраморных кирпичиков, на который простотребовалось нажать.

Подойдя к тайнику, заглянула внутрь.Небольшая, аккуратно отделанная ниша, абсолютно сухая, без признаков паутины.Ясно, что Корзинкин приезжал на кладбище, скорей всего нашел клад. Дедушка прав– такую «хованку» трудно обнаружить случайно. Я вот знала, где искать, да и тосразу не догадалась!

Обратный путь в деревню показалсянеобыкновенно длинным, и, когда вновь возник заброшенный детский сад, я слегкапритормозила и с грустью поглядела на выбитые окна. Значит, вот оно, родовоегнездо Корзинкиных, милый отчий дом, знававший веселье свадеб и грусть похорон…Стоит никому не нужный и умирающий, впрочем, как и сам род Корзинкиных. УСюзетты и Базиля детей нет, и скоро ветвь засохнет.

В деревне за время моего отсутствия непроизошло никаких изменений, та же мертвенная тишина, только с двери кажущегосяжилым дома пропал замок и поубавилось тряпок на веревке.

Я взобралась на покосившееся крылечко икрикнула:

– Есть кто дома?

– Входи, не заперто, – отозвалсябодрый мужской голос.

Я вошла в просторную кухню. Спиной к дверистоял одетый в какую-то рванину мужик. В руках он держал ухват и орудовал им вогромной русской печи.

– Здравствуйте, – пробормотала я.