– Знаю.

Кажется, он еще что-то хотел сказать, но оживший в его кармане телефон помешал этому.

«К счастью», – подумала я и, коротко кивнув на прощание, побежала вверх по лестнице. Времени на дальнейшие разговоры совершенно не было.

* * *

Великолепная новостройка, втиснутая между серых «хрущоб», только на первый взгляд отличалась от своих унылых соседей. Стоило присмотреться, и становились заметны все те же дешевые материалы, скучная архитектура, лишенная даже намека на оригинальность, и очевидные недоделки. Их, скорее всего, жильцам обещали устранить в ближайшие сроки, да так и оставили до лучших времен, которые, я уверена, никогда не наступят.

Неизменные салон красоты, пивбар – пристанище не до конца опустившихся алкашей, аптека и точка по продаже суши – стандартный набор практически любого двора новой Москвы.

– Возьмите, – огромный не то хомяк, не то бобер, не то крыса протянул мне цветной глянцевый листок.

– Стоматолог Китаец, – прочитала я машинально. – Че, правда китаец? – Любопытство когда-нибудь меня погубит.

– Да нет, – устало проговорил не то хомяк, не то бобер, не то крыса, выглядывая из-под огромных бровей, нависающих над глазами. – Фамилия у него такая. Так-то он русский, просто…

– С ума сошла? – прошипел Ганин, подхватывая меня под локоть и увлекая в подъезд. – Нашла время. Ты ему еще свою визитку оставь. А если он тебя узнает?

– Нет, – я с сомнением покачала головой, но сердце тревожно сжалось. Вот действительно, Тарелкина, самое время было интересоваться родословной неизвестного тебе доктора. – Не похож он на человека, кулинарией интересующегося, – проговорила я, успокаивая не столько Илью, сколько себя. – Кроме того, сомневаюсь, что он меня разглядел. У него же зубы…

– У него зубы, а у тебя вся полиция на хвосте! – Ганин приложил электронный ключ к замку, нажал на ручку и, распахнув дверь, галантно пропустил меня вперед. Но не успела я и шага сделать, как он спохватился и, резко оттолкнув меня, первым влетел в квартиру, буквально в несколько шагов (благо площадь позволяла) обежал ее и, убедившись, что мы в жилище совершенно одни, наконец разрешил переступить порог.

– По-моему, у тебя паранойя, – в моем голосе звучало сочувствие.

– А по-моему, это ты недооцениваешь ситуацию.

– Ух, какой ты грозный! – Я закрыла дверь, подошла к Илье, обвила его шею руками. – Ну-ну, не хмурься, – я расправила пальцами складку над его переносицей. – Все я понимаю, – вздохнула я, – просто… – Я отстранилась, провела рукой по волосам. – Понимаешь… – и запнулась, подбирая слова. – Как бы тебе это объяснить… Ну, это защитная реакция, что ли. Это мой способ примириться с действительностью. Если все время сидеть и бояться, с ума сойти можно. Давай хоть на часок представим, что все нормально. Что мы с тобой обычная российская семья. Сыграем в игру, а? – Я умоляюще сложила руки. – Давай представим, что мы молодожены, которые долго копили на квартиру и наконец ее приобрели. Вот такую плохонькую, неказистую, всего-то двухкомнатную.

– Трех, – машинально поправил Илья.

– Ну трех. Малогабаритную, но такую желанную и…

Илья расхохотался. Смеялся он долго и громко, то замолкая, то, взглянув на мое удивленное лицо, заливаясь вновь, не в силах остановиться.

– Что?! Что тебя так развеселило? – Я сначала смутилась, но, по мере того, как шло время, а Ганин никак не успокаивался, во мне нарастало раздражение. – Ой, ну и ладно, – наконец бросила я обиженно и отправилась осматривать новые владения. Квартира оказалась такой, какой и полагалось быть временному жилищу – лишенной тепла, уюта и индивидуальности.

– Арин, Арин! – Ганин нагнал меня на кухне, схватил за запястье, развернул к себе, сгреб в объятия. – Ну не обижайся, – проговорил он спокойно и торжественно, но глаза, в которых по-прежнему плясали озорные чертенята, его выдали.

– Ой, да ну тебя, – я махнула рукой. – Ты наконец можешь объяснить, что стало причиной твоего веселья?

– Могу. – Илья улыбнулся. – Просто… Страшно далека ты от народа, Тарелкина, – для большинства российских семей эта, как ты говоришь, малогабаритная квартира – царские хоромы.

– Да ладно! – я с сомнением покачала головой. – Разыгрываешь! Тут же самая большая комната меньше моей гардеробной.

– Угу, – согласился Ганин. – Что говорит лишь об огромных размерах последней. Впрочем, это как посмотреть, конечно. Объективной реальности не существует, – напомнил он мне мой же девиз, – есть только наша ее интерпретация. Все зависит от угла зрения, не более.

– Тоже верно, и все же ты меня поразил.

– Понимаю. Но я принимаю твое предложение.

– Эм-м-м?

– Я согласен сыграть в твою игру, притворившись счастливым супругом. Только правдоподобнее будет представить, что мы наконец-то купили дворец своей мечты, отхватив добрую сотню квадратных метров в…

– …в попе мира, – не удержавшись, подсказала я.

– И тут мимо. Район в пределах МКАДа, пусть и на границе. Так что, считай, нам сказочно повезло.

– Опять же все необходимое прямо в доме, – подхватила я.

– Вот! – Ганин рассмеялся. – Ты быстро учишься. Схватываешь практически на лету.

– С таким-то учителем! – Я растянула губы в широкой улыбке, обнажая стройный ряд белоснежных виниров – результат кропотливого труда коллеги Китайца.

* * *

В минуту сомнений, тягостных раздумий и неопределенности меня спасают две вещи: кулинария и медитация. Вернее, медитативная кулинария, правильнее будет так. Это когда ты сосредотачиваешь внимание не на своем дыхании, застыв на полу в пятичленной позе, а на дыхании теста. Когда чувствуешь его упругость, мнешь и скручиваешь, скручиваешь и снова мнешь. Когда вдыхаешь ванильный аромат и, как в детстве, отщипываешь кусочек, чтобы съесть прямо сырым. Согласитесь, есть в этом какое-то особое наслаждение, радость и удовольствие.

Условия съемной квартиры к сложным рецептам не располагали. Да и вообще в сложившихся обстоятельствах, когда в любой момент в дверь могли постучать и увести меня в неизвестном (на самом деле вполне определенном) направлении, заморачиваться с многочасовой сдобой казалось форменным безрассудством. Оттого и вспомнила я старый бабушкин рецепт времен тотального дефицита. Вылила в миску стакан молока, плеснула туда же двести граммов растопленного сливочного масла, сыпанула столовую ложку сахара, по чайной – соли и сухих дрожжей, засыпала все полкилограммами муки. Опустила в миску руки, сжала их в кулаки, ощущая как через пальцы проходит липкая масса, частично оставаясь на коже. Сжала еще. И еще. И еще – вынуждая пока еще разрозненные ингредиенты смешаться в тесной связи, составить единое целое, совершенно новый организм со своим уникальным характером. Скатала тесто в ком, стукнула им по столу. И снова, и снова, и снова – чтобы окончательно закрепить образовавшийся союз, связать продукты на самом тонком молекулярном уровне. Получившееся тесто – идеальная основа для пирожков. Кто пробовал – подтвердит. Однако возиться с начинкой не было ни времени, ни желания, поэтому заготовке была уготована честь превратиться в карамельные улитки. Раскатав тесто в большой пласт, я густо посыпала его сахаром, свернула в рулет и порезала на маленькие кусочки примерно в один сантиметр толщиной. Их, в свою очередь, обжарила на растительном масле до образования красивой карамельной корочки янтарного цвета.