– Арина! – Андрей щелкнул перед моим носом пальцами, привлекая внимание.

– А? Что? – Я будто удивилась, что он все еще здесь. Действительно, дело сделано, а мы продолжаем сидеть, словно два приятеля, встретившихся после долгой разлуки, – вроде и поговорить не о чем, и разойтись как-то неудобно. И все же… Я ведь тоже отчего-то не уходила – не карпаччо же в самом деле меня тут держит. Неужели в глубине души я рассчитывала на Андрюшины извинения?

– Арин, ну правда. Давай зароем топор войны! Посидим, как раньше, по рюмочке чая хлопнем, а? Ну ты же знаешь, что Дали как-то сказал? – ободренный моим молчанием радостно продолжил Плахов. – Главное, чтобы о тебе говорили, пусть даже хорошо. Ну, чего ты молчишь, а? – не выдержал он.

– Тебя слушаю. Все жду, когда ты с меня деньги за рекламу потребуешь. – Я усмехнулась. – Ты же просто благодетель, даже не знаю, где была бы без тебя. Особенно в тот период после смерти Влада, помнишь? – Нахлынувшие воспоминания исказили мое лицо гримасой боли. Надо же, а я-то думала, что все в прошлом. – Как же мне тогда хреново, Андрюш, было. Я ведь действительно его любила. Тебе ли не знать?

– Да, но по законам честной журналистики… – взвизгнул Плахов.

– Честной журналистики? – вскинула я бровь. – Что тебе-то об этом известно, всенародная прачка ты наша? Что ты вообще о журналистике знать можешь? Ты! Человек, который так закопался в чужом грязном белье, что уже даже макушки не видно. Честная журналистика… Полоскать имя убитой горем вдовы, намекать, весьма недвусмысленно, на ее виновность…

– Но я ведь звал тебя к себе, давал возможность высказаться! – На Плахова было жалко смотреть. Вернее, было бы кому-то, но не мне. Никаких чувств, кроме брезгливости, его физиономия у меня не вызывала.

– Ладно, к чему ворошить прошлые обиды, – великодушно махнула я рукой, снова отворачиваюсь к окну, за которым кипели нешуточные страсти – кошке удалось-таки поймать голубя, но, не справившись со слишком большой для себя добычей, она его отпустила. В схватке птица повредила крыло и теперь бодро улепетывала, загребая воздух здоровой конечностью. Кошка же, припав к земле, словно готовящийся к прыжку тигр (подозреваю, именно так она себя и ощущала), наблюдала за пытающейся удрать добычей, то ли с ней играя, то ли рассчитывая, что та вымотается и, как переспелая груша, упадет пернатым комком ей в лапы.

– Сильный сожрет слабого, – задумчиво пробормотала я.

– Что?! – вскинулся Андрей.

– Ничего, – махнула я рукой и беззвучно отодвинула кресло. – Разговор окончен, – жестко проговорила я, наклоняясь к собеседнику. – По счету сам заплатишь, – я кивнула в сторону нетронутой тарелки. – В конце концов, ты мне должен.

– Арин! – Плахов схватил меня за руку. Я дернулась, будто от удара током. Взяв со стола салфетку, я демонстративно вытерла запястье, но еще долго после не могла забыть прикосновения вялой потной ладошки.

* * *

– Согласился? – Илья ждал меня в машине на парковке у ресторана.

– А были сомнения? – усмехнулась я.

– Не особенно, но… Ты уверена?

– Мы же уже это обсуждали. Они просто не оставили мне выбора. Если покушение организовано с целью не допустить распространения порочащих Котова материалов, что еще делать – я должна лишить их этого мотива.

– А месть?

– Этого нельзя исключать, конечно, но Котов не Дон Корлеоне. Да и не до того ему скоро станет. Нет, не думаю, что он будет мстить. Во всяком случае, не таким способом, ведь после огласки он первый будет заинтересован, чтобы со мной все было хорошо.

– Не знаю, – в голосе Ганина звучало сомнение.

– В любом случае что теперь об этом говорить? Послушай, – я накрыла его ладонь своей, тихонько сжала, – мне и самой все это не нравится. И самой страшно до чертиков. Но мы уже ввязались в это все. Теперь только вперед. Да и потом… Ребята всегда прикроют. – Я мотнула головой назад, туда, где в черном тонированном авто с трудом помещались плечистые охранники, нанятые сразу после покушения.

– Я тебя умоляю, – скривился Илья. – Если уж Кеннеди убили…

Я рассмеялась.

– Мне лестно такое сравнение, но планирую жить долго и счастливо ближайшие лет сто. Я фартовая! У бога на меня грандиозные планы, ведь столько раз могла умереть, а все еще жива. Уверена, и впредь будет везти.

– А что твой друг об этом думает? – Ганин, получивший сигнал от охраны, повернул ключ зажигания. Машина плавно тронулась, покидая гостеприимную парковку.

– Макс? Ничего. Я с ним давно не общалась.

– И про покушение не рассказала?

– Шутишь? Чтобы он запер меня дома до скончания веков? Ну уж нет… Меньше знает, лучше спит.

– Тоже верно. – И хотя Илья не подал вида, я поняла, вернее, почувствовала, что он очень доволен. Ох уж мне эта битва самцов – один пропал, не звонит, не приезжает, даже эсэмэс не отправляет. Второй… А вот второй всегда рядом. Как-то так выходит, что он играет в моей жизни все бóльшую роль. Я не планировала этого, не мечтала и даже не думала, когда в тот день в заштатной, забытой богом гостинице поддалась мимолетному порыву. Тогда это казалось просто и естественно. Кто ж знал, что в итоге все так усложнится и вырастет в нечто большее, чем просто «мимолетная интрижка». Во всяком случае, для меня. О том, что думает на этот счет Илья, если вообще думает, мы не говорили, старательно избегая разговоров о будущем. Хотя и понимали – рано или поздно нам придется обсудить перспективы. В хеппи-энд я не очень верила. Служебные романы хороши только при условии мужского доминирования. Если начальник женщина… Когда-нибудь Илья заявит свои права на лидерство. Да чего там – уже заявляет. И что тогда? Годы одиночества приучили меня ценить независимость, любить свободу, наслаждаться статусом «сама себе хозяйка», и бросить все это под ноги пусть даже любимому мужчине я все еще не готова.

Ганин еще не знал этого, но в его «карьере» случились серьезные перемены – не так давно с должности «случайный любовник» он был повышен до «возлюбленного». Я осознала это внезапно, в тот самый миг, когда прощалась с жизнью на шершавом, нагретом солнцем полу террасы. В тот самый момент, когда мое бренное тельце вползало в дверной проем родного дома, сердце сжалось от страха за оставшегося за порогом мужчину. Того, который прикрыл меня собой – не раздумывая рискнул жизнью.

Будь я лет на десять моложе… Когда ты молод, бросаешься в чувства словно в омут, не задумываясь о последствиях и будущем.

Будущее… В те годы оно рисуется как нечто далекое и неизменно прекрасное. И нет в это время ничего важнее любви. Лишь она одна имеет значение, только ей по силам изменить все. И пусть прекрасный принц по ночам превращается в чудовище, волшебная сила любви способна это изменить. Кажется, нужно только потерпеть, и чары падут, заклятие будет снято и вы будете жить долго и счастливо, чтобы в итоге умереть в один день.

Но нет лучшего учителя, чем сама жизнь. С годами приходит циничная мудрость и понимание – никакое волшебство не превратит чудовище в прекрасного принца. Вместе с этим исчезает и желание умирать с ним в один день, да и жить вместе уже тоже не хочется. И хотя сегодняшняя сказка от прежней отличается так же, как первоначальная версия «Золушки» от ее трактовки великим Александром Роу, мне было чрезвычайно трудно избавиться от чувства тревоги, сжимающего живот в тугой комок всякий раз при мысли о нашем с Ильей будущем.