— Нужно уходить, — Дрозд, наконец, смог прийти в себя.

— Есть еще один, он скоро вернется, и я разберусь с ним.

— Нет, — плечи Дрозда передернулись. — Не сейчас. Ты сам еле отличаешься от трупа. Тебе нужно в больницу, — его слова не имели никакого веса, и Дрозд устало потер переносицу.

Скворец хотел возразить, начать спорить, как и обычно, но Дрозд обхватил его за плечи и обнял, давя на раненое тело. Несмотря на боль, Скворец не смел шелохнуться, он не решился даже дышать, потому что это был Дрозд. Это был Дрозд! Дрозд, который никогда не говорил ему теплого слова, теперь вернулся за ним и обнял его. Рука так и осталась болтаться в воздухе, сжимая в себе нож. Голова заболела с такой силой, словно по ней колотили молотом несколько дней без перерыва, но Сокол так и не посмел выйти из этих холодных и совершенно неумелых объятий.

— Мы отомстим, обещаю. Вместе, как семья, но не сейчас, пожалуйста, пошли к Соловушке, — это была не просьба, это была отчаянная мольба.

— Ладно, — Скворец медленными шагами направился к потайной двери в кабинете Филина. — Собери аптечку, а я возьму оружие. У нас очень мало времени.

Дрозд скидал лекарства первой необходимости в пакет и побежал следом за Скворцом, что стоял в подвале напротив огромного арсенала Филина. Винтовки, ножи, пистолеты, разные виды пуль. Филин показал ему свою коллекцию год назад и рассказал, как сюда попасть в случае необходимости. Дрозд стоял позади Скворца, не принося не звука. Когда Скворец взял с собой то, чем мог уверенно пользоваться, то взглянул на Дрозда.

— Я должен был догадаться, почему он проводил с тобой так много времени, — Дрозд виновато опустил взгляд. — Сможешь бежать? Я могу перевязать некоторые раны.

— Нет. Доберусь так. Завтра отведешь меня в больницу, — Скворец провел пальцем по лезвию, которым его еще недавно резали. — Он мог нас бросить?

— Я не знаю. Возможно, он уже мертв, а они решили просто поиздеваться над тобой, выставляя Филина злодеем.

Дрозд не смотрел на Скворца. Он боялся смотреть в это лицо, потому что в нем не осталось того мальчишки, с кем они враждовали в детстве. Кто-то чужой шел рядом с ним, неся в руках оружие. Кто-то чужой говорил с ним не своим голосом. Кто-то чужой, в кого превратился его брат, Скворец — воришка яблок. Рациональная часть понимала, что никто не останется прежним после такого, но эмоциональная часть боялась того, куда приведет их новый Скворец, больше походивший на стервятника. Больше всего у Дрозда болело за то, что все детство он укорял Скворца, за то, что тот неизменный дворовый пёс, дурак, что только смеется в лицо проблемам. А сейчас, когда лицо Скворца не выражало ничего, кроме злобы, жажды мести, а легкая тень беззаботности, что всегда присутствовала с ним, пропала бесследно, Дрозд мечтал вновь увидеть своего брата.

— Заброшенное промышленное здание. Наверх можно подняться по лестнице, и там безопасно, — Дрозд пропустил Скворца вперед, чтобы в случае чего поймать обессиленное тело.

Скворец сумел подняться без проблем, но как только под ногами появился бетон, он рухнул на колени, обессиленный непрерывной болью по всему телу. Сил кричать или злиться уже не осталось, а больше всего хотелось лечь даже на бетон и уснуть. Пальцы рук безостановочно дрожали, но бороться с этой дрожью он не собирался. Подняться на ноги его могло заставить только одно.

— Скворец! — Соловушка выбежала к нему из-за стенки, где они расположили ночлег.

— Соловушка, — парень с трудом поднялся на ноги и посмотрел на нее.

Ее глаза-стекляшки заблестели от слез, и она протянула руку навстречу измученному лицу. Несмотря на боль, Скворец позволил прикоснуться ей к правой стороне лица. Ее пальцы были холодными, как ледышки, и этот холод облегчал жгучую боль. Она боялась полноценно прикасаться в щеке и лишь скользили по ней, боясь причинить вред. Соловушке хотелось вжаться со всей силы в Скворца и раствориться в его объятиях, но истерзанная грудь останавливали ее. Но для Скворца ее присутствие само по себе было целебным. Теперь, когда он видел, ради чего это все было, он не жалел. Если ему придется еще раз рискнуть жизнью ради Соловушки, он без сомнения, отдаст ее. Скворец прикрыл оставшийся глаз, чтобы не видеть слез Соловушки, иначе он сам рисковал разрыдаться самым постыдным образом. Ему все еще было страшно, все еще было больно. Скворец сделал шаг навстречу Соловушке и уткнулся ей в шею, преодолевая боль. Она пахла домом, беззаботными вечерами с Филином и лесополосой, где они провели весь прошлый день. На Соловушке не было отпечатка того ужаса, через который прошел Скворец, и глядя на нее, он мог представлять, что все это просто дурной сон. Как и было в первый день, он позволил ей обработать шрамы. В первый раз он положился на нее, потому что она случайно увидела раненную ногу, но в этот раз он мог доверить свое тело только ей. Больше не было больно, потому что он все еще жив, все еще любим той, которой отдал свое сердце.

Глава 11. Гнездо

«…Хоть она и рыдала

у меня на плече,

хоть и не отпускала

никуда вообще.

Я отдергивал руку

и в лицо ей кричал:

ты продашь меня, сука,

или нет, отвечай…»

На черемухе в сквере. Борис Рыжий.

Утренний свет слепил глаза и играл с тенями на стенах. Даже сквозь могущественные деревья, что окружали домик в лесу, свет солнца просачивался сквозь стволы и слепил глаза. Солнце играло в прятки с теми, кто находился напротив окна. То оно таилось за одной из сосен, то выглядывало и ослепляло, как бы намекая о своей победе. Даже тюль не спасала от этой игры, и лучи солнца все равно находили того, кто пытался от них утаиться. Чиж изо всех сил прижимался к столу, надеясь выиграть этот раунд. Но когда лучи настигли его даже за монитором, он раздраженно откинулся на спинку стула и двинулся в сторону от солнечной зоны.

— Что ты психуешь, солнечный мальчик? — Сизый поднялся по лестнице и подошел к Чижу.

— Бред какой-то.

Чиж дернул плечом и снова уставился в монитор, что отсвечивал от солнца. На нем с трудом можно было разобрать картинки и буквы, и поэтому Чиж сильно хмурился. Он прикрывал солнце одной рукой, а второй щелкал мышкой по каким-то табличкам.

— Все