бечёвкой пачки ассигнаций. Судя по удивлению Елизаветы Матвеевны, денег там было немало.

— Однако… Я, честно говоря, не ожидала такого размаха. Тут же тысяч пять, не меньше.

— А это много? — поинтересовался Юрий Андреевич.

— Немало, можете мне поверить. А ведь мы ему весьма прилично платили…

— Ни воры, ни лихоимцы Царства Божия не наследуют, — смиренно сказал Клочков.

Егор про себя ухмыльнулся. Старик был в своём репертуаре. Вот как он может держать в памяти такие изречения и при этом спокойно лазить по карманам, не говоря уже о том, чтобы резать и пытать людей? Непонятно…

— Аминь, — подытожила графиня и улыбнувшись добавила: — Это нам вас Господь послал…

Юрий Андреевич молча поклонился в ответ, но было понятно, что у него на этот счёт совсем другое мнение.

Тут Елизавета Матвеевна обратила внимание на одежду Егора и удивилась:

— Егор Николаевич, помилуйте! Что за маскарад?

— Прошу прощения, ваше сиятельство, не успел переодеться.

— Вам всем немедленно нужно озаботиться своим гардеробом. Юрий Андреевич, я буду рада, если вы посчитаете возможным подобрать себе что-либо из вещей моего покойного сына. Он был примерно вашей комплекции. Елена Петровна, голубушка, у девочек есть неплохие платья по последней европейской моде — вы уж не побрезгуйте. А с вами, Егор Николаевич, я, право, даже не знаю — с такой богатырской статью вам необходимо шить только на заказ.

— Благодарим вас, Елизавета Матвеевна, — ответил за всех Юрий Андреевич. — Мы с удовольствием воспользуемся вашей щедростью.

Егор обратил внимание, что Лена недовольно поджала губы, но промолчала. Судя по всему, бывшего народного следователя, а впоследствии и сержанта госбезопасности не особо радовала перспектива донашивать платья за классовыми врагами. И он тут же дал себе слово при первой же возможности переодеть жену во что-то более нейтральное.

Затем Елизавета Матвеевна пригласила всех за стол. Во время обеда она, посокрушавшись немного об отсутствии твёрдой мужской руки, быстро уговорила Клочкова заняться делами в имении хотя бы до тех пор, пока не найдётся новый управляющий.

Как-то незаметно пробежали две недели.

Юрий Андреевич полностью вжился в роль управляющего и целыми днями носился по окрестным полям, деревням и сёлам, решая многочисленные проблемы крестьянских общин. Ему удалось убедить графиню вложить деньги в акционерное общество «Фрезе и Ко», занимающегося выпуском первых отечественных автомобилей, а также в Русско-Балтийский вагонный завод.

Егор тем временем под руководством молодых графинь осваивал тонкости этикета. Лена постоянно присутствовала на занятиях, ревностно следя за тем, чтобы уроки не переросли в нечто большее. Сама же она не проявляла ко всем этим премудростям ровным счётом никакого интереса, вероятно, рассудив, что сержанту ГБ не к лицу подобные реверансы.

Вскоре такой образ жизни наскучил Егору, и он, улучив момент, перехватил вечно занятого Клочкова.

— Юрий Андреевич, время идёт. Нужно же что-то решать!

— Ты прав, Егорушка, времени совсем нет. Мне к агроному сейчас надо, да ещё и в банк хотелось бы успеть, посему давай без прелюдий: чё ты там решать собрался?

— Как это что? Совсем забегался, старче?

— Егор!

— Ну, надо думать, как нам дальше быть. Или ты тут решил остаться?

— Вот ты о чём… Это не на пять минут разговор, поэтому давай всё вечером. Вы с Ленкой вообще чё решили?

— Да ничего мы не решили. Вот с тобой хотел обсудить.

— Приеду — обсудим. Бывай.

Вечером они уединились в паре километров от имения, на берегу небольшого пруда, в котором графиня когда-то пыталась разводить рыбу. Оглядевшись и убедившись в отсутствии посторонних ушей, Юрий Андреевич закурил и смерил Егора с Леной внимательным, но слегка ироничным взглядом:

— Заскучали, голуби мои сизокрылые? Тяготит вас патриархальный уклад деревни русской… Вам свершений глобальных да подвигов ратных подавай?

— Да какие подвиги, Юра, о чём ты? Просто ты при деле, а я тут ерундой маюсь — реально скучно так жить. Дальше-то что?

— Так а вам кто мешает делом-то заняться? Тут работы…

— А какой смысл в этом фермерстве? Даже если и пойдёт бизнес, то потом всё равно национализируют, раскулачат и хорошо, если не шлёпнут. Ну а, скорей всего, или те, или другие в армию забреют, а там… Да и не моё это — я дитя бетона и асфальта.

— А ты, подружка, чё скажешь?

— Я считаю, что мы должны примкнуть к товарищам и помочь им в классовой борьбе, но если вы решите как-то иначе — то я как Егор. Только не в эмиграцию…

— Ну этого следовало ожидать. А ты, Елена Прекрасная, риска не боишься? Вот схватят тебя жандармы, не дай бог, конечно, посадят в сырой каземат, допрашивать станут да при этом бить больно… А если ребёночка потеряешь, не приведи господь! — старик истово перекрестился. — Тогда что?

Лена молчала.

— А даже если и нет, то лет пять каторги он точно не перенесёт, да и ты тоже… Пойми правильно, я не пугаю вовсе, а просто хочу напомнить, что сейчас ты не только за себя отвечаешь. Поэтому давай сразу договоримся, что ты никуда не лезешь, а спокойно рожаешь и воспитываешь. Ну а как подрастёт немного — тогда уж сама смотри. Вы извините, что я тут за вас сейчас решаю, но не чужие вы мне, да и во всём мире теперь, получается, нет никого ближе…

— Да какие могут быть извинения, Юрий Андреевич! Тут я с тобой согласен, — поддержал старика Егор.

— Вот и славненько. Договорились, подружка?

Лена молча кивнула.

— Теперь что касается дальнейших планов. Как всегда, есть несколько вариантов, предлагаю обсудить последовательно… Первый — это нафарцевать по-быстрому сколько удастся и, не дожидаясь большого кипеша, рвануть в сытую и спокойную страну, ну а там уже развернуться легально. Сделать это, в общем-то, несложно — народ здесь в основном доверчивый, любая афера на ура пройдёт. Тут вообще раздолье! Считай поле непаханое. В банках ни тебе камер, ни датчиков каких мудрёных… Инкассаторы не особо пуганые, да и против нашей с тобой подготовки не потянут. Зная тебя, чистодела, сработаем без мокрого раз несколько, но по-крупному, и отскочим. А когда людишки отсюда толпами ломанутся — знай только встречай их на той стороне…

— Нет, Юра! — твёрдо сказал Егор. — Ну его на хрен такой вариант. Не буду я этим заниматься, да и уезжать тоже не горю желанием. Может, конечно, жизнь потом