Я пытаюсь забыть об этой странной встрече. Я бросаю все силы на то, чтобы поскорее закончить уборку и выскочить на улицу в обеденный перерыв чуть раньше обычного. У меня будет на счету каждая минута.

Пора.

Я подкатываю мою тележку к лифту и жду, когда он придет. Трижды из-за открывшихся дверей на меня смотрят гости, даже не пытаясь подвинуться, чтобы дать мне войти, хотя места в кабине полно. Горничная едет в последнюю очередь.

На четвертый раз лифт наконец приходит пустым. Я в одиночестве доезжаю до самого подвала и так спешу со своей тележкой к шкафчику, что за последним поворотом едва не налетаю на Шерил.

– Куда это ты так разбежалась? И каким образом смогла убрать все номера так быстро? – спрашивает она.

– Я умею работать эффективно, – отвечаю я. – Прости, мне некогда с тобой болтать. Мне нужно в обеденный перерыв сделать одно дело.

– Дело? Но ты же обычно в свой обеденный перерыв работаешь? – говорит Шерил. – Не боишься лишиться своего выдающегося показателя продуктивности А+, если будешь в обеденный перерыв вместо работы бегать туда-сюда?

Я очень горжусь своим выдающимся показателем продуктивности А+. Каждый год он приносит мне почетную грамоту от самого мистера Сноу.

Шерил никогда не выполняет свою дневную норму уборки номеров, а моя выдающаяся продуктивность позволяет закрыть этот разрыв.

Но сейчас, глядя на Шерил, я улавливаю в ее выражении нечто такое, что всегда в нем присутствовало, сегодня же я просто отчетливо это вижу: изогнутая верхняя губа, пренебрежение и… что-то еще. Я слышу в голове бабушкин голос, дающий мне совет про школьных задир.

«Не позволяй им дергать тебя за ниточки».

Тогда я не понимала, что это о ниточках не в буквальном смысле. А теперь понимаю. В голове у меня что-то щелкает.

– Шерил, – говорю я, – у меня есть законное право на обеденный перерыв, и я намерена сегодня им воспользоваться. А также в любой другой день, когда мне это понадобится. Это приемлемо или мне обратиться по этому поводу к мистеру Сноу?

– Нет-нет, – отвечает она. – Все в порядке. Я никогда не стала бы предлагать ничего… противозаконного. Просто вернись к часу дня.

– Буду, – говорю я и срываюсь с места, пулей проносясь мимо нее.

Я оставляю тележку у шкафчика, хватаю кошелек, потом несусь обратно к лифту и, преодолев столпотворение у дверей, выскакиваю из отеля.

– Молли? – кричит мне вслед мистер Престон. – Ты куда?

– Я вернусь через час!

Я перехожу дорогу и оставляю позади кафе, расположенное прямо напротив отеля. Затем сворачиваю на боковую улочку. Тут не такое интенсивное движение, и пешеходов на тротуарах тоже меньше. Моя цель примерно в семнадцати минутах ходьбы. Я чувствую, как в груди начинает подниматься волна жара, как горят ноги, которые я заставляю нести меня вперед. Но это все не важно. «Если есть желание, найдется и возможность», как любила говорить бабушка.

Я прохожу мимо офиса на первом этаже, где сотрудники собрались в большом кабинете и сидят, слушая мужчину в костюме, который размахивает руками на возвышении. На экране у него за спиной виднеются какие-то графики и диаграммы. Я улыбаюсь про себя. Я-то знаю, каково это, быть гордым работником, которому повезло иметь начальство, заботящееся о профессиональном развитии своих подчиненных. Я жду не дождусь следующего дня профессионального развития, который у мистера Сноу запланирован уже примерно через месяц.

Я никогда не понимала, почему некоторые сотрудники жалуются по поводу этих мероприятий, как будто это какая-то нудная повинность, как будто саморазвитие и шанс получить бесплатное образование в области обслуживания гостей и отельной гигиены – не дополнительный плюс работы в «Ридженси гранд». Я наслаждаюсь такими возможностями, в особенности учитывая, что мне не удалось исполнить свою мечту и получить образование в области гостиничного менеджмента. Это плохая мысль, незваная мысль. Перед глазами у меня всплывает лицо Уилбура, и меня охватывает внезапное желание врезать ему. Но мысли не врежешь. А если и врежешь, то реальность это не сильно изменит.

В животе у меня начинает бурчать. Перекусить мне нечем, я ничего не захватила с собой утром, поскольку практически никакой еды дома у меня все равно нет, да и завтрак я тоже не смогла в себя впихнуть. Я надеялась найти на сервировочной тележке за дверью какого-нибудь из номеров нетронутые крекеры и, может, нераспечатанную маленькую баночку джема, а если повезет, то и какой-нибудь фрукт, который я могла бы вымыть и тайком припрятать. Но увы, сегодняшние гости почти ничего мне не оставили. Чаевых вышло в общей сложности 20 долларов 45 центов, а это, конечно, хотя и какие-никакие деньги, но их совершенно недостаточно для того, чтобы умилостивить недовольного квартирного хозяина или наполнить холодильник чем-то помимо самого скудного необходимого минимума. Ну и ладно.

«Мед делается в улье. Пчелы стараются ради меда».

На этот раз голос в моей голове принадлежит мистеру Сноу. На последнем дне профессионального развития он раскрыл в высшей степени важную тему: как коллективизм способствует большей продуктивности. Я делала записи в чистом блокноте и потом тщательнейшим образом их проштудировала. В своей часовой лекции мистер Сноу говорил о командной работе, используя для этого убедительнейшую аналогию.

– Думайте о нашем отеле как об улье, – сказал он, глядя на сотрудников поверх своих совиных очков. Я впитывала каждое его слово. – А о себе – как о пчелах.

«Думай о себе как о пчеле», – записала я в блокноте.

Мистер Сноу продолжал:

– Мы – команда, единое целое, семья, колония. Когда мы развиваем в себе коллективизм, это значит, что мы все вместе трудимся ради общего блага, ради блага отеля. Как пчелы в улье, мы осознаем важность отеля, нашего улья. Мы должны вместе развивать его, чистить его, заботиться о нем, потому что мы понимаем: без него не будет меда.

«Отель = улей; улей = мед», – записала я в своем блокноте.

В этот момент лекция мистера Сноу приняла совершенно неожиданный оборот.

– А теперь, – сказал он, обеими руками держась за конторку, – давайте рассмотрим иерархию ролей в улье и важность того, чтобы все пчелы, независимо от ранга, работали в меру своих возможностей. Есть руководящие пчелы, – с этими словами он поправил свой галстук, – и рабочие пчелы. Есть пчелы, которые служат другим напрямую, а есть пчелы, которые служат другим опосредованно. Но ни одну пчелу нельзя считать важнее любой другой, вы меня понимаете?

Мистер Сноу сжал руки в кулаки, чтобы акцентировать внимание на последней мысли. Я лихорадочно строчила в своем блокноте, стараясь записать по возможности каждое слово, когда мистер Сноу неожиданно указал прямо на меня.

– Возьмем для примера горничную. Она может быть любой горничной, в любом месте. В нашем отеле она являет собой образец нашей идеальной рабочей пчелы. Она трудится не покладая рук, чтобы подготовить каждую соту к прибытию меда. Это физически тяжелая работа. Она утомительна и отупляюще однообразна, однако же наша горничная гордится своей работой и добросовестно выполняет ее изо дня в день. Ее труд во многом невидим. Но разве это делает ее менее важной, чем трутней или королеву? Разве это делает ее вклад в процветание улья менее значимым? Нет! Правда заключается в том, что без рабочей пчелы не будет улья. Без нее мы не сможем функционировать!