А я где? Вот она, перед тобой сижу. Пей, говорю. Чтоб мне света белого не видать, ежели вру. Ты не просто красивая будешь, — ведьма довольным взглядом окинула крепко сбитую фигуру девушки, почти заполнившую собой нору, — а самая! Говорили, что толстая ты, как квашня, да? Так будешь самой крепкой! Обзывали слабой? Трусливой? Станешь сильной, твёрдой, и такой смелой, что саму бояться станут.

От предвкушения сердце Виты затрепетало, как запутавшаяся в ветвях птаха. Самая красивая! Самая! Таких на деревне точно нет. Разве что соседская дочка Алёнка, но и та, коли ведьма не обманет, покажется полевой мышью!

Тогда-то уж Славка не отвертится. Приползёт к ней, Вите, на коленях, да так споро, что сотрёт их на ухабистой дороге. Все свои глазища голубые проглядит, высматривая. Он-то, к слову, и так знаки внимания всегда оказывал. Хвалил, помогал, ни разочка не обозвал. А уж как улыбался! Душа переворачивалась.

Если б не Алёнка эта противная, которая рядом постоянно крутится и всем рассказывает, что отец готов хорошее приданное дать, если Славка на ней женится, то могла бы и она, Вита, в невестах ходить… Точно бы могла.

Внезапная мысль завертелась в голове, разом вселив в Виту сомнения.

— А это… Чего я должна-то буду за зелье ваше чудотворческое?

— Ворота в деревню мне откроешь, — подмигнула старуха и, видя замешательство на лице Виты, поспешно добавила: — Токмо когда сама оттуда уйдёшь. Не сейчас.

Вита удивилась:

— Зачем же мне уходить оттудова? Там мамка живёт, хозяйство всё наше: и коров три штуки, и курочек полный двор, и…

— Так ты же станешь красавицей. Замуж выйдешь вдруг, к мужу переберёшься, — перебила её ведьма. — Вдруг он не из вашей деревни будет.

— Славка-то? Он из нашей.

Старуха угрожающе щёлкнула челюстями.

— Может и не Славка твой будет. А может — и он. Либо так, либо — вон, позади тебя дверь.

Испугавшись, что старуха рассердится и отберёт варево, Вита схватила чашку и разом её ополовинила. По горлу потекла обжигающая, похожая на жидкий огонь травяная каша. Девушка зашлась кашлем, похожим на лай, и утёрла рот тыльной стороной руки.

— Иди, — ведьма улыбнулась, обнажая гнилые пеньки зубов. — Как Луна полная взойдёт, колдовство моё за тебя возьмётся. Красивой будешь такой, что глаз не оторвать. Всяк на тебя смотреть будет, как на диво дивное.

— Точно?

— Точно, — усмехнулась старуха.

— И Славка?

— И Славка. Иди, иди! — Ведьма прищурила тёмные, как спелые сливы, глаза, и прикрыла за девушкой покосившуюся дверцу. — Скоро свидимся.

* * *

Полнолуние наступило через четыре дня. Вита поняла это сразу, как только все кости в теле с жутким хрустом перевернулись, смешались, вытянулись в дугу. Хрипло закричав, Вита упала с лавки и, с ужасом осознавая, что крик превратился в утробный вой, покатилась по полу.

Руки, ещё с утра не по-женски крупные, но мягкие и гладкие, обросли тёмной жёсткой шерстью. Челюсти вытянулись далеко вперёд. Кривоватые ранее зубы, оросив дёсны кровью, увеличились в размерах и заострились, разорвав при этом рот.

Стены же, наоборот, уменьшались в размерах, давили, душили, не пропускали в комнату воздух. Заглядывающая в окно Луна и вовсе, казалось, насмехалась, заставляя глаза слезиться то ли от света, то ли от разочарования. Ускользающие частички осознанных мыслей подсказывали измученной Вите, что о той красоте, что она мечтала, придётся забыть.

Теряя остатки сил и самообладания, чувствуя, как в груди осталось место лишь для ярости, Вита одним рывком бросилась в окно.

Дорога до ведьмы, занимавшая ранее не менее дня пути, оборвалась меньше, чем через час. Привалившись к дверце норы, Вита заскребла по ней когтями, оставляя глубокие борозды. И только сейчас заметила, что была уже не первой, кто оставил следы.

— Охолони, глупая, — позади раздался насмешливый голос. — Оставь свою силу для создания, а не порчи.

— Ты… Обманула… Опутала… Теперь я… Я… чудище, — прорычала Вита, оборачиваясь к старухе, и окинула себя полным ненависти взглядом. — За… что?

— Какое же ты «чудище»? Ты — чудо! Все волки — творения природы. Ловкие, гибкие. Бесстрашные, — ведьма приблизилась к Вите и с любовью погладила по увенчанной длинными ушами голове. — А коли в них человеческая сущность кроется, они в сто крат лучше. Посмотри, — она махнула рукой в сторону, и Вита разглядела не менее сотни светящихся глаз, мелькающих между деревьев. — Теперь это — твоя стая. Твоя семья. Все они когда-то были людьми. А теперь — оборотни. Одни из соседней деревни, другие из города. Выбирай в мужья любого.

Вита оглядела выступившую вперёд стаю и с разочарованием выдохнула. Среди разномастных волков — кто с серой, почти пепельной шерстью, кто с коричневой, кто с иссиня-чёрной — не было того, кого она всем сердцем любила. Не было Славки. И быть не могло.

Ведьма словно прочитала мысли:

— Раз люб всё равно тебе тот парень — бери и его.

— Как? — рыкнула Вита.

— Возвращайся домой. Луна скроется — снова человеком обернёшься. А следующей ночью нам ворота откроешь. Возьмём себе всё, что захотим. А ты сможешь обратить Славку своего. Надо-то и всего, что укусить. Так, чтобы слюна в кровь попала.

Когда Вита, ломая на ходу кустарники, скрылась в чаще леса, старуха удовлетворённо кивнула:

— Получилось всё. Сработало зелье, выпустило сущность наружу. Знатная волчица вышла. Истинная. То, что нужно для дела. Ею злость и любовь движут, а с такой сладу не будет никому. Вы, укушенные, на одной стороне Луны, той, что каждую ночь видится. Хоть и сильные, да недостаточно, потому как давно всех чувств, окромя голода, лишились. А она — на другой. Прячется в тени, накапливая силу.

— А если откажется? — Из норы вышел ранее прятавшийся крупный волк с ярко-голубыми, похожими на льдинки глазами. — Поймёт, что ошиблась и…

— Не поймёт, — оборвала волка старуха. — Она помешанная. Пока не найдёт своего суженого — не успокоится. А нам оно и на руку. Пущай все деревни разорит, тьму народу перекусает. Там, глядишь, и до городов доберёмся. Разрастётся стая, окрепнет.

Волк недовольно оскалился:

— Моя стая, я её всю жизнь вёл. Как ещё в детстве обратил меня старый вожак, так и…

Ведьма поджала губы:

— Никто твой трон не отнимет. Одного не делай.

— Чего?

— При ней не оборачивайся. Ходи волком. Ты её долго в себя влюблял. Пущай она думает, что пропал Славка — единственный, кто разглядел её душу, а не тело, — и в гневе весь мир перевернёт.

Аромат мяты

— Смотри, Брикиус, — сидящий в кресле бледный мужчина продемонстрировал