когда мне было пятнадцать лет. Он был добрым человеком и очень хорошим отцом. В те дни мужчинам приходилось нелегко. Совсем немногим удавалось избежать жестокого обращения после того, как надзиратель брал в руки бутылку с виски или чем-то подобным. Женщинам тоже приходилось нелегко, но я всегда была рада, что Господь сотворил меня именно такой. Кроме троих детей, зачатых от господ, у нас родилось еще восемь. Илайджи и твой папа были самыми младшими. Я их называла «чудо малышами», потому что Бог даровал мне их после десяти лет бесплодия. Когда мои старшие дети были еще маленькими, мне приносили выкармливать малышей господина и госпожи. Я любила их, как собственных, и цвет их кожи

97

никогда не имел для меня какого-либо значения. Меня всегда удивляло, что господин никогда не признавал моих троих малышей своими, хотя у них были его глаза и нос. Никогда не могла понять, почему я недостаточно хороша, чтобы ступить на порог его дома, но достаточно хороша, чтобы рожать ему детей, а потом выкармливать и воспитывать малышей, рожденных его законной женой.

Дэни почувствовала, что сзади к ним кто-то приближается. Она и Руфь одновременно обернулись и очень обрадовались, увидев любимое Лицо небес.

— Как поживают Мои сестры? Я рад, что вы наконец-то встретились, — все трое обнялись.

— Я хочу рассказать Тебе о моей миссии, Господин. Но перед этим я как раз собиралась рассказать Дэни еще одну историю. Ты знаешь какую.

— Да. Расскажи ей. Я знаю, что ей будет интересно послушать. И Мне тоже.

— Хорошо. Мне было всего шестнадцать, когда господин Генри сказал нам: «Вы, негры, видели проходящих здесь солдат Федерации, которые выглядели весьма оборванными и измотанными, но это не означает, что они потерпели поражение. Эти янки сюда еще не дошли, — сказал он нам, — но если бы даже и так, то не надейтесь, что они вас освободят, потому что прежде я выстрою вас в ряд на берегу реки и «освобожу» из своего ружья. Слышали?

— Да, — сказала Руфь, — мы никогда не думали, что сможем быть свободны, пока не попадем домой на небеса. Но однажды, внученька, несколько недель спустя мы все работали на хлопковом поле, когда на лошади прискакал один негр с кухни с извещением от госпожи и сказал надзирателю, чтобы тот немедленно приехал в большой дом. Он так и сделал, и мы удивлялись, что могло случиться. Потом зазвонили в старый колокол, а мы не знали, что делать, потому что нас никогда не отрывали от работы в такой час дня. Мы боялись, что если уйдем с поля, нас выпорют. Наконец, один из старших негров, старина Сэмюэл, сказал: «Лучше нам пойти». Мы так и сделали, но впереди послали Сэмюэла! Подойдя к дому, мы увидели, что на крыльце сидит какой-то незнакомец в большой широкополой черной шляпе, наподобие той, какие носят янки. «Так вот, в чем дело, — подумала я тогда, — нас продали всех скопом». Но этот человек как-то странно улыбался. И он спросил нас: «Знаете ли,

98

черномазые, что сегодня за день?» Мы не знали, что ответить, кроме того, что сегодня среда, но это не объясняло колокольный звон. Потом он сказал, — Руфь понизила голос: «Сегодня четвертое июня 1865 года, и вы навсегда запомните этот день, потому что отныне вы свободны. Свободны так же, как я и все белые. Война окончена, и вы свободны. Теперь вам уже не нужны специальные разрешения на выезд. Вы — сами себе господа. Вы свободны, как птицы».

— Мы стояли, потрясенные, надеясь, что это — не жестокая шутка, и спрашивали сами себя: не пристрелят ли или выпорют сейчас того, кто затанцует и запоет от радости. Но почему-то мы знали, что это правда, и все как один начали радостно кричать и танцевать так, как никогда прежде.

Дэни наблюдала за этим через дверь времени. Все происходило именно так, как это описала Руфь.

— Здесь я слышала намного больше радостных возгласов и видела намного лучшие танцы, но на земле — никогда. Правда, Господин?

Руфь посмотрела сначала на Дэни, потом — на Плотника, и добавила:

— Рабство было ужасным бременем, от которого Эль-Ион освободил своих черных детей, и я прославляю Тебя за это. Последующие годы были нелегкими, но они прошли на свободе. Мы постоянно повторяли, что Иисус из Назарета пришел, чтобы освободить пленных. И мы смеялись и восклицали, и плакали, и обнимались, потому что были свободны. Я всегда благодарю Бога за то, что своими глазами увидела тот день, четвертое июня 1865 года. Это — единственный день, который радостнее восьмого октября 1924 года.

— А что случилось в тот день, бабушка?

— В этот день открылась дверь темницы, — Руфь указала на дверь времени, где Дэни увидела бабушку старой и сморщенной, лежащей больной на постели, — в этот день я покинула мир боли и страданий, мир рабства и перешла в объятия моего дорогого Иисуса. И только тогда я впервые узнала, что означает быть по-настоящему свободной.

Сияние глаз бабушки проникало глубоко в сердце Дэни. Господин обнял их обеих, и сразу же к этим объятиям с радостными всхлипываниями присоединились невесть откуда появившиеся Зеке и Нэнси.

— Добро пожаловать, мистер Абернати. Я — Джей Филдинг. Рад опять видеть вас, — директор школы протянул руку, которую Кларенс сердечно пожал.

— Спасибо, мистер Филдинг. Благодарю, что помогли мне в этом деле.

— Всегда рад. Как дела у Тая?

— Не очень. Мы установили для него «комендантский час» и пытаемся следить, с кем он водится, но это очень тяжело.

— Да. Теперь все непросто. Он учится все хуже и хуже.

— Мы приложим все усилия, чтобы он исправился, и отныне его успеваемость будет повышаться.

Филдинг посмотрел на Кларенса с сомнением в глазах.

— Перейдем к делу. Ученики встретятся с вами прямо здесь, в моем кабинете. У меня есть масса дел в других местах школы. К сожалению, добровольцев нашлось только трое — никто не хочет привлекать к себе внимания. Вы же знаете, что означает быть меньшинством.