и отвалилась на примитивную подушку. Её она сшила только месяц назад, нащипав пуха с убитых птиц.

Тимка с удовольствием смотрел, как дочь сосала грудь, и с каждым днём замечал, что становится всё лучше. Но краснота на лице ещё не сменилась.

Лишь через месяц, примерно, Айсе смогла с трудом встать с постели. Она сильно исхудала и выглядела старой и немощной. Боли ещё тревожили её. Она много пила собственных настоек. По её подсказкам Тимка готовил их.

Таган с утра до вечера гонялся за добычей. Пришлось зарезать последнего оленя оставшегося у них. Первого задрали волки, и от него Таган с Тимкой успели отхватить всего десятую часть. Остальное волки уже отгрызли и поели.

А весна уже шумела. Тайга зазеленела травами и цветами. Появился гнус и с утра до сна ночью донимал людей.

Дочка за месяц с небольшим стала вполне красивым ребёнком, и Тимошка не мог поверить даже себе, какой страшненькой она была при рождении. Назвали её по настоянию матери и Тагана Минлебикой. Но и Тимка настоял на своём, и дал второе имя: Настя. Так и звали её: мать на свой лад Минлебикой, а отец Настей, Натусей.

— А как мне её называть? — спрашивал Таган шутливо. — И так и так? Ладно.

Шло время, а болезненность Айсе не проходила. Здоровье было подорвано, и Тима неожиданно для себя заметил, как сильно изменилась Айсе. Стала неразговорчивой, подозрительной и даже к дочке относилась как-то странно. Вроде бы безразлично.

А однажды ночью, проснувшись от плача девочки, услышал голос Айсе:

— О, боги! Зачем вы наградили меня таким бесёнком!? И так едва живу и вся в страданиях, а тут такая дочь! Проклятая Мангазея! Ненавижу!

Тимка хотел встать и помочь или спросить, чего нужно, но после услышанного не решился и продолжал тихо лежать, раздумывая над её словами. Даже понимал несчастную женщину, так страдающую неизвестно для чего и зачем.

С этой ночи Тимофей стал присматриваться к Айсе и легко заметил, как её отношение к девочке постепенно ухудшается. А та оказалась крепенькая и здоровая. Она её начала купать в холодной воде ещё в начале лета и ничего с ней не случилось. Чуть сопли побежали. Даже не кашляла.

Теперь мужики вдвоём могли уходить в лес на охоту и с едой стало получше.

А Айсе перестала заниматься огородом и Тимка сам посеял рожь и ухаживал за своим «полем», в то время, как Айсе словно ничего не замечала. Она лишь бродила вокруг, собирала травы и копала корешки. И постоянно заваривала себе травы и пила эти отвары постоянно.

— Ты заметил, как изменилась Айсе? — спросил Тимка перед тем, как разойтись.

— Я особо не присматривался, Тима. К чему мне? — Ответил Таган и в его словах легко угадывалось замешательство. Тимка понял, что парень просто не хочет его расстраивать. — А что с нею?

— Она ненавидит дочку, понял ты? Как такое может быть? И я побаиваюсь за Настю. Иногда слышу её слова к ней по ночам, когда надо её кормить. Жуть берет!

— Тогда твои страхи легко понять, — посочувствовал Таган. — И что решил?

— Что тут решать? Ничего не решил. Вот тебе сказал. Может, что подскажешь?

Они расстались, так и не договорившись ни до чего. Пришлось Тимке ждать и надеяться на лучшее в её здоровье и отношении к дочери. И вдруг ощутил в себе потребность сильнее любить дочку, раз мать на такое не способна. И с этого дня постоянно уделял девочке как можно больше внимании. Даже иногда брал её в лес и скоро понял, что Настеньке там очень нравится.

Айсе безразлично отнеслась к такому. Тимка даже не был уверен, что она могла заметить повышенную любовь отца к дочери.

Так они и жили, и время неумолимо неслось всё вперёд и вперёд. И вот дочке уже шесть лет. Она стала красивой и быстрой в движениях. Смелость её часто ужасала отца. А один случай просто оглушил его. Была середина лета, и Настя куда-тс пошла. Это не вызывало беспокойства. Она делала так часто, что даже Тимофей привык к этому. Тем более что дочь всегда возвращалась невредимой. Ничего почти не рассказывала, лишь говорила, как ей нравится слушать птичек и старалась их понять. Отец смотрел на неё с умилением и любовью. Настя это чувствовала и тоже с любовью всегда целовала бородатое лицо отца и почти не замечала мать. Как и та её. Тимофея это немного раздражало, но он уже свыкся с такими выходками своих родных и терпел.

И в тот день он взял лук и пошёл бродить в лес, надеясь подстрелить зайца или чего покрупнее. Как повезёт. Опыт у него уже имелся богатый и с охотой дела шли хорошо.

Верстах в двух было логово волчицы. Там была её семья, и Тимофей знал то место. Намеренно туда не шёл, но вдруг оказался поблизости. Когда узнал место, хотел повернуть назад, но вдруг услышал далёкий голос, человеческий голос.

Стал, как вкопанный и озирался по сторонам. Подумал, что туземцы пришли сюда на свои ежегодные празднества в честь своих богов. Но время уже прошло и они не должны были вернуться — уже отпраздновали. Он замер, прислушиваясь. И вновь услышал голос, решил подойти ближе, изготовил лук на всякий случай. Логово волчица устроила под огромной лиственницей, вывернутой давней бурей. То было на пологом склоне, а перед ним редкий низкорослый лес. И через него он увидел свою Настю. У той на коленях играл волчонок, а шагах в трёх сидела волчица и грозно скалила зубы. Тимка замер в страхе и уже поднял лук, когда услышал голос Насти:

— Ну чего ты скалишься, мама! Я ведь только играю. Смотри, как он прытко кувыркается. И другие ко мне лезут! Уймись ты!

Волчица ещё грознее оскалила пасть, но не тронулась с места. Наблюдала, как ещё два волчонка ввязались в игру с Настей и всем было весело.

Отец стоял и наблюдал, боясь пошевелиться и спугнуть игру и спокойствие зверя. Показалось, что Настя уже не первый раз здесь. Уж слишком уверенно она ведёт себя с волчицей. И та не делает попыток даже отогнать девочку, не то, что схватить и загрызть. И он так и стоял, не решаясь ни на что.

В голове стали возникать воспоминания и наконец он сообразил, что Настя настолько вжилась в природу тайги, обладает такими дарами, которые позволяют ей обходиться со зверьём на равных. Такое в голове не вмещалось. И он тихонько, стараясь