веков являлись цирковой элитой. Это не было закреплено в каком-нибудь уставе, об этом не писали на афишах. Да и в семье Яналия не слышала разговоров о том, что воздушные гимнасты – белая кость. Чтобы без слов понимать подобные вещи, нужно было родиться и вырасти в цирке.

У Молодцовых не было принято ставить себя выше других циркачей, а вот Крейны постоянно задирали нос. Дин, самый высокомерный из них, не уставал напоминать всем и каждому, что его семья продолжала древнюю цирковую династию – основатели рода начали работать под куполом без малого двести лет назад. Безусловно, Крылатые Крейны были лучшими из лучших, других циркачей в «Олимпе» не держали. Яналия отдавала им должное, но при этом испытывала лёгкую неприязнь ко всем, кроме Тиши (бывшей, впрочем, приёмной и поэтому не имевшей с Крейнами кровного родства).

Цирковые семьи жили закрыто, лезть в дела коллег было не принято. Однако никто не мог запретить смотреть и делать выводы. Однажды Яналии довелось наблюдать, как Дин Крейн репетировал с Тишей номер. Тише недоставало гибкости, элементы, с которыми другие акробаты справлялись в два счёта, ей приходилось долго и упорно отрабатывать. В тот раз у неё не выходило двойное сальто. Дин злился и обзывал её жирным марсианским квазоидом на трапеции. Внешность патриарха Крейнов находилась в полном соответствии с внутренним содержанием. Он был худой, поджарый; глубоко посаженные глаза на костлявом, скуластом лице горели бешенством. Каждое слово он говорил, словно плевался ядом. Тиша в очередной раз запорола трюк, и Дин взялся за шамбарьер. Он ударил в полную силу, манежный хлыст прогулялся по спине Тиши, оставив кровавую полосу. Наверняка боль была ужасная, всё-таки шамбарьером лупили дрессированных зверей. Девочка выполнила трюк, и в слезах убежала с манежа, а Дин продолжил репетировать с Авророй и Виллом. Никто из Крейнов не вступился за Тишу, они продолжали шлифовать трюки с упорством роботов. Недаром Дин любил повторять, что девиз Крылатых Крейнов – «Эффективность. Рациональность. Результат». Яналия сочувствовала Тише, но была вынуждена признать: так или иначе, Дин добился своего. На ум приходила сакраментальная фраза – цирк жесток!

Яналия поднялась в полный рост, держась руками за вертикальные стойки снаряда. Она и остальные акробатки ждали своей очереди, пока Александр, Дин и Вилл выполняли элементы на тройной трапеции. Лучи прожекторов были нацелены на мужчин. Сверху, на тросе, спустилась металлическая пластинка – зубник. Александр зажал его челюстями и начал опускаться вниз, к самому жерлу вулкана. Он вращался вокруг своей оси, вытянув руки вдоль тела и удерживаясь только силой челюстных мышц. Яналия наблюдала за отцом, когда что-то произошло с её зрением.

Вулкан и трибуны поплыли влево. Девушка вцепилась в стойки, пытаясь побороть головокружение. Ладони вдруг стали влажными и, несмотря на порошок, заскользили по снаряду. Это было то, чего не могло быть в принципе – страх высоты.

– Яналия, что происходит?

Голос Анфисы Стрикт, прозвучавший в наушнике, подействовал как оплеуха.

– Всё нормально! – сказала Яналия.

Головокружение вроде бы отступило. Вулкан, по крайней мере, уже не пытался убежать за пределы манежа.

– Я вижу другое.

Яналия поморщилась. На теле каждого акробата, под костюмом, крепились датчики. Пульс, давление, уровень адреналина в крови – все показатели стекались на компьютер инспектора. Анфиса Стрикт контролировала всё, что творилось под куполом во время представления.

– На секунду закружилась голова, сейчас всё хорошо, – соврала Яналия.

– Я вывожу тебя из номера! – произнесла Стрикт. Голос у неё был сухой и резкий, как удар кнута укротителя.

– Я в порядке!

– Спускайся оттуда. Быстро!

Яналия беззвучно выругалась. В этот момент головокружение накатило с новой силой. Девушка закрыла глаза и попыталась успокоиться. Стрикт была права – продолжать нельзя.

Яналия попробовала сосредоточиться на музыке, но звук стал приглушённым и далёким. Аплодисменты звучали как шелест, зато Яналия услышала собственный пульс, и это напугало её до чёртиков.

– Молодцова?!

Яналия стиснула зубы, мысленно припоминая любимые проклятия Расула. Показатели на мониторах Стрикт наверняка зашкалили!

– Порядок, я спускаюсь!

Когда вторая волна дурноты схлынула, Яналия вскарабкалась по снаряду наверх. Она цеплялась за ступеньки как новичок, впервые очутившийся под куполом. Внизу трибуны взорвались овацией. Даже не глядя, Яналия знала, что сейчас Александр Молодцов неистово вращался на тросе, словно гусеница на шёлковой нити. Он почти касался ногами бурлящей лавы, и это было по-настоящему опасно. Сорвись он – и никакая страховка не успела бы сработать.

Девушка прошла по стальным фермам, мимо осветительных приборов, и нырнула в полутёмный коридор. Ей сразу же стало легче, колени перестали дрожать, а голова кружиться. Яналия вытерла вспотевшие ладони о костюм, срывая блёстки. Ей хотелось что-нибудь сломать или накричать на кого-нибудь.

Яналия шагала по коридору и с каждым шагом тема Гуула становилась тише. Вот сейчас из потухшего жерла вылетали птеросы – крылатые ящеры с планеты Т’мум. Зубастые, тёмно-бордовые чудовища поднимались под купол, выплёвывая языки огня и оглашая цирк хищными воплями, а наверху их ждали дрессировщики с угощением. Это была эффектная концовка номера, которую Яналия ещё никогда не пропускала.

Коридор упирался в металлическую дверь. Яналия пихнула её и очутилась в контрольной комнате. В полумраке мерцали экраны, показывая пространство под куполом с дюжины углов и ракурсов. В центре комнаты стоял круглый стол-проектор, над ним плавала объёмная голограмма, напоминавшая карту звёздной системы. На самом деле схема не имела ничего общего с орбитами планет и астрономией вообще. Голубыми линиями были отмечены запланированные передвижения циркачей в пространстве, красными – то, как они двигались в данный момент. Это был графический сценарий номера. От совпадения линий зависела чистота исполнения трюков.

Стрикт сидела возле проектора, пульсирующая в темноте голограмма отбрасывала на её лицо разноцветные блики. Когда-то Анфиса Стрикт была акробаткой. Сейчас ей было пятьдесят пять лет, и она занимала должность инспектора. У Стрикт были короткие, выкрашенные в фиолетовый волосы, тонкие губы и манеры тюремного надзирателя.

– Как ты себя чувствуешь? – произнесла Стрикт, не отрывая взгляда от голограммы. Зелёные точки скользили по красным линиям, возле каждой было написано имя. Точка, подписанная «А. Молодцов», плавно скользила вверх. Трос наматывался на лебёдку, поднимая отца под купол. Номер был почти отработан.

– Я отлично себя чувствую! – сказала Яналия. – Небольшое головокружение, подумаешь!

– Ты знаешь, что когда человек врёт, у него учащается пульс?

– Ну, наверно… – протянула Яналия, чувствуя подвох. – А что?

– Пока на тебе датчики, считай, ты подключена к детектору лжи, – Стрикт оторвалась от проектора и в упор посмотрела на Яналию. – Не хочешь говорить правду, лучше помолчи.

– Да, мне действительно стало плохо! – сдалась Яналия. – Сильно закружилась