голова. Я понятия не имею, почему! Вы же сами обследуете всех нас перед выступлением!

В обязанности инспектора входил осмотр воздушных гимнастов. За час до начала представления Стрикт измеряла каждому давление, проверяла рефлексы. Она бы ни за что не допустила к работе гимнаста с температурой или низким давлением. Даже Дин Крейн, такой же покладистый, как ужаленный в задницу халлак, не пытался спорить со Стрикт.

– Сегодня же покажись Витцу.

– Ладно.

– Принесёшь справку!

Яналия недовольно фыркнула.

– Что-то не так? – взгляд инспектора Стрикт сделался металлическим.

– Толку от этих справок! Вы не знаете, как Витц их пишет? Гаю Молестусу он недавно поставил диагноз «Поражение молнией». Гай застёгивал в туалете джинсы и прищемил…

– Молодцова! – Стрикт ударила кулаком по проектору, так что голограмма пошла рябью. – Мне некогда выслушивать твои байки! Без справки от Витца я тебя к работе не допущу!

Разговор был окончен. Девушка вылетела из контрольной комнаты, хлопнув дверью.

В коридоре было пусто, издалека доносился цирковой марш. Это значило, что номер отработан, а силовое поле вокруг манежа утратило прозрачность и стало похоже на бархатный занавес. Сейчас птеросы возвращались в свои вольеры, а эволо, скрытые от публики, убирали застывшую лаву. Паузу заполняли ковёрные клоуны, среди которых был и пострадавший от молнии Гай Молестус. Клоуны работали прямо на трибунах, общаясь со зрителями и вовлекая их в комическое действо. Яналия как-то спросила Гая, почему их называют ковёрными. Оказалось, в прежние времена циркачи выступали на огромном ковре, который иногда требовалось убирать. Пока униформисты готовили покрытие манежа, клоуны развлекали публику. В современных цирках ковров не было и в помине, а название осталось.

У Александра и Майи был ещё один выход в конце программы – гимнастический этюд на полотнах. Номер был недавно поставлен, и Яналия собиралась его посмотреть. Теперь ей было не до того – надо было переодеться и сходить к Витцу, получить дурацкую справку.

Девушка ускорила шаг. У каждого акробата была личная гримёрка, и Яналия хотела попасть в свою, не столкнувшись по пути ни с кем из Крейнов. К счастью, она встретила только робота-уборщика и пару техников-осветителей, которые волокли куда-то дымящийся, воняющий горелой изоляцией прожектор. Дверь гримёрки закрывалась на простой кодовый замок; Яналия давила кнопки так, словно каждое нажатие пускало электричество в кресло Анфисы Стрикт.

В гримёрке как всегда царил беспорядок. Столик перед зеркалом был завален косметикой, расчёсками, картонными стаканчиками из-под кофе, привезёнными с Корота ракушками и прочей ерундой. Одежду Яналия, как обычно, свалила в кучу. На диване, закинув ногу на ногу, сидел Гермес.

На нём был смокинг, брюки со стрелками и лаковые туфли; рядом стоял блестящий цилиндр, с его края свешивались белые перчатки. Похоже, Гермес явился сюда прямо из холла, где ассистировал отцу. Девушка на мгновение потеряла дар речи.

– Привет! Потрясающе выглядишь!

– Прибереги свои комплименты для кого-нибудь ещё, – Яналия схватила со стула одежду. На самом верху лежало её нижнее бельё, а Гермес развалился тут, как аристократ-повеса в будуаре танцовщицы. – Мне переодеться надо! Выметайся!

Гермес и не думал уходить. Яналия чувствовала, что краснеет, и от этого злилась ещё больше. Открыв ногой шкаф, она забросила туда одежду.

– Я смотрел «Пробуждение Гуула». Ты почти сразу вышла из номера. Что случилось?

– И ты примчался сюда, чтобы об этом спросить? – Яналия с грохотом захлопнула дверцу шкафа и повернулась к приятелю.

– Да.

– Голова закружилась! Доволен?! А теперь оставь меня!

– Погоди! – Гермес поднялся с дивана. – Так не пойдёт!

– А в чём проблема?! – Яналия пока сдерживалась, но терпение было на исходе. Её уже начинало трясти.

– Сколько часов ты спишь?

– Не знаю – не считала!

– Сколько? – настаивал Гермес.

– Четыре… может пять. А когда спать, если мы репетируем по ночам?!

Гермес подошёл ближе и взял Яналию за плечи:

– Слушай, мы оба устаём. Представления, школа, эти постоянные отработки… а впереди маячит худсовет. Если мы сейчас не соберёмся…

– Ну конечно! – Яналия сбросила руки Гермеса. – Ты же не обо мне беспокоишься! Ты прибежал сюда, потому что впереди – худсовет! Ты боишься, что я не справлюсь, да?!

– Я этого не говорил, это всё…

– Если ты во мне сомневаешься, пригласи кого-нибудь ещё!!! – Яналия толкнула Гермеса в грудь, и тот отступил на шаг. – Тишу пригласи, она счастлива будет! Может, даже похудеет ради такого случая!

– Прекрати пороть чушь! – крикнул Гермес. – Это наш номер, мы вместе его…

– Это ТВОЙ номер! – Яналию как будто накрыла мутная волна. В висках стучала кровь, перед глазами стояла серая пелена. – Если на моё место придёт кто-то другой, ничего не изменится!

Уже плохо соображая, что делает, Яналия пихнула ногой стул, так что он упал между ней и Гермесом. На тумбочке стояла металлическая коробка с гримом; Яналия схватила её и с размаху швырнула о стену. Послышался звон разбитого стекла, и в тот же миг голову Яналии мотнуло вправо. Щека онемела, а потом вдруг стала горячей. Девушка поняла, что Гермес залепил ей пощёчину. Наверно, следовало возмутиться, ответить ударом на удар, но отчего-то силы разом покинули Яналию. Она села на диван и уронила голову на сложенные руки. Её сотрясли рыдания.

С детства Яналия привыкла работать на пределе возможностей, в её профессии не могло быть по-другому. Но в последнее время нагрузка стала запредельной. Яналия чувствовала, что истощается, причём не физически – природа наградила её выносливостью – а эмоционально. Она почти не спала и пила слишком много кофе – вот и результат.

Яналия чувствовала себя опустошённой, хотелось завернуться в одеяло и уснуть. Диван прогнулся – Гермес опустился рядом и обнял её за плечи. В первый момент Яналия сжалась, но протестовать не было сил. Она расслабилась и позволила себя обнимать.

Рыдания постепенно перешли во всхлипывания и наконец вовсе прекратились. Яналия вытерла нос рукавом и, не глядя на Гермеса, произнесла:

– Придурок.

– Истеричка.

– Ты меня ударил.

– Напросилась! – с наглой улыбкой ответил Гермес.

В гримёрке царил разгром. Зеркало было разбито, осколки усеяли тумбочку и пол; посреди комнаты валялся опрокинутый стул и покорёженная коробка из-под грима. Косметика рассыпалась по полу, что-то разлилось – несмотря на заложенный нос, Яналия учуяла запах орхидей, зелёных яблок и омикронской лианы.

– Отец говорит – если разбить зеркало, семь лет будут преследовать несчастья! – сообщил Гермес.

– А ещё он крутит фиги каждый раз, когда видит мадам Симону, – фыркнула Яналия.

– А что, правильно делает, – пожал плечами Гермес. – У цыган дурной глаз, это все знают!

Яналия поморщилась, словно от зубной боли. Гермес не верил в колдовство, только делал вид, чтобы добавить себе загадочности