Решительно вышагивая по улицам пустынного Бармена, Иноземцев устремился в полицейский участок, совершенно не подозревая, что там его может ожидать: не то обругают или ж обсмеют, а может, и арестуют опять за столь длительное самовольное отсутствие. Рядом семенила Ульяна, голову опустив, печально глядела на носки своих ботинок. Сердце ныло — хоть бы ее арестовали! Было странно мечтать о тесной неуютной камере, но после всего случившегося не столь и зазорно.

Конечно же, Иван Несторович не хотел начинать дела со скандала. И был чванлив и нервозен вовсе не специально. Но, чувствуя преследование Ульяны за собой, он нервничал и торопился, боялся, что девушка помешает его планам. И, пока ехал до Берлина, страшно накрутил себя негодованием. Это вылилось в не слишком приветливую беседу с ученым-химиком из конторы «Фабен», в совершенно постыдное поведение на улице Хекингхаузен с господами управляющим и полицейским. Совсем не так желал Иван Несторович объяснить этим людям о вреде луноверина, а получилось, что сам будто был под воздействием его, будто совсем не в себе.

Стыд и позор!

Поклялся с тех пор держать себя уравновешенным и дисциплинированным доктором, стоически терпел насмешки и нападки полицейских.

А теперь как нехорошо получилось — дал слово являться в полицейский участок всегда вовремя, а тут неизвестно сколько дней потерял — выглядел, наверное, трусом и дезертиром. Пойди объясни, отчего ему вздумалось застрять в лесу. Ведь не поверит герр полицмейстер, что его супруга жизни себя хотела лишить. Чего еще доброго, обвинит в злом умысле, мол, до того сумасброд, что жену убить хотел. Брр!

Но все это не столь страшным казалось в сравнении с воспоминанием, как на его руках Ульяна Владимировна чуть богу душу не отдала — от этих мыслей трясти начинало Ивана Несторовича в нервной судороге. Понятно, что в подобном браке спокойного житья ему никогда не видать, как ушей собственных, смирился было, думал, побалуется девчонка, потом ей надоест. Но чтобы яд пить! Чтобы до таких степеней капризы свои показывать да упрямство и собственной жизнью не дорожить. Настоящий мышьяк выпила. В голове не укладывается! И самое неприятное и опасное — Ульяна его заранее приготовила. Никакого в ней инстинкта самосохранения нет, что ли? Она, как пьяный в океане, как истинный безумец. Ни чужой жизни цены не знает, ни своей собственной.

Едва начинал Иноземцев вспоминать о лесном домике, едва представлял себе позеленевшее лицо девушки, губы ее синие, как дрожала она, точно током пронзенная, овладевало им такое отчаяние, что просто садись здесь посреди мостовой и рыдай от горечи.

Тут неприятные воспоминания и думы доктора резко оборвались. Краем глаза Иноземцев заметил, как из пустынного переулка справа, в шагах десяти, вынырнула знакомая полновесная фигура и зашагала в клубах утреннего тумана знакомой нескладной походкой — не иначе, как адвокат Герши. Где его носило? Пропал куда-то, исчез, ничего не сказав…

— Герши, — Иван Несторович прибавил шаг. — Герши!

Но тот всем своим существом был устремлен вперед, головы не поднимая, плечи опустив понуро, шляпу натянул до самых ушей и удалялся поспешно, точно кто за ним гнался.

— Герши, постойте! — вновь окликнул его доктор и совсем припустился в бег.

Ульяна не выдержала столь быстрого аллюра, с тяжелым дыханием повисла на его руке. Бледная, щеки впалые, глаза — будто блюдца. Смотрит не то с испугом, не то от слабости вот-вот сознание потеряет. Иноземцев глянул на нее, стиснув зубы.

— Куда ж вы торопитесь? — слабым голосом взмолилась она. — Нет сил совсем… Так бежать я не смогу. От самой реки пешком идем.

— Думали ли вы, когда пили отравляющее вещество, что вам еще обратно возвращаться? — отмахнулся доктор.

И совладав с жалостью, все же дальше за Герши погнался. Сердце стеснилось от сострадания. А Ульяна взгляд потупила и не отстает, из последних сил двигается, кулачки сжав. То-то же! Хоть и рвется душа на руках ее до кровати донести, не мучить тяжелым шествием, но воспитательный процесс — он ведь не всегда сладкий, приходится быть строгим и даже порой в назидание жестоким. Пусть неповадно в следующий раз будет яд пить, пусть впредь знает, какое неприятное это дело.

Догнать адвоката не сразу получилось, ибо тот услышал, что его кличут, лишь у белого дома на углу улиц Хайдтерберг и Эмильштрассе, аккурат напротив злосчастной аптеки. Тяжело опершись о деревянные перила крыльца, он ступил на первую ступеньку, потом поднял голову и долго всматривался в приближающихся к нему Иноземцева и Ульяну. Девушка совсем из сил выбилась, была неестественно бледна, с посиневшими губами, в руку врача вцепилась, словно за спасительную соломинку.

— Герши, еле вас нагнал, — проронил Иван Несторович. — Где вы пропадали?

Тут случилось нечто очень странное для Ивана Несторовича — адвокат сделал огромные глаза, открыл рот, будто в страшном изумлении собирался сказать что-то, но не смог, трость выронил и повалился навзничь прямо на чищенную от снега брусчатую мостовую. Но едва Иван Несторович успел спохватиться, адвокат тотчас пришел в себя, стал подниматься.

Иноземцев бросился ему помогать.

— Господи боже, вы? Месье Иноземцев? Это вы? — трясясь и заплетаясь, спрашивал Герши. — Нашлись? Мадемуазель Боникхаузен, вы нашли его? Какое счастье! Какая вы храбрая девушка!

Иноземцев перевел недоуменный взгляд на Ульяну. Он не раз слышал, как адвокат продолжал величать девушку вымышленным именем, та даже просила не говорить Герши о ее бюловском прошлом. Однако больше всего сейчас его поразили слова: «Вы нашли его».

— А зачем меня было искать? Вы сами пропали, ни слова не сказав. Я было подумал: наконец вы послушали меня, вернулись в Париж вслед за Ромэном.

Герши зашевелил бровями, очевидно, не поняв доктора, надул толстые щеки, как делал всякий раз, когда приходил в недоумение. Ульяна стояла поодаль, заложив руки за спину и ковыряя носком ботинка каменную кладку, и безучастно дожидалась, когда мужчины закончат беседу.

— Я никуда не пропадал. Я съехал с гостиницы на улице Фишерталь… Вы месье Лессепса отправились провожать… Потом ведь не вернулись… Мы вас по лесу искали, всю реку вдоль и поперек прочесали, а нашли… в морге Эльберфельда. При вас ваш паспорт был, — торопливо принялся объяснять Герши.

— Вы меня по лесу искали? — Иноземцев отступил на шаг, интуитивно бросив взгляд на Ульяну, продолжающую отсутствующе ковырять ботинком землю.

— Ну да, а паспорт, верно, потеряли, а кто-то подобрал, — продолжал Герши, сняв шляпу и безжалостно комкая ее. — Я еще удивился… ведь вы, оказывается, женаты, месье Иноземцев, на некой Ульяне Бюлов. Я совсем голову сломал, догадки разные строил — как же так? Ведь это и есть та самая Элен Бюлов, из-за который вы в психиатрическую лечебницу попали. Получается, вы поэтому супругу свою скрывали там, в Берри?

Вместо ответа Иван Несторович извлек из кармана редингота свой паспорт, раскрыл его, а страница, где его жена должна была быть вписана, оказалась пустой. Он вновь посмотрел на Ульяну.