– Я чувствую… Я всегда чувствую – где ты…

Лина косится на меня и едва заметно разводит руками: «Невиноватая я, он сам пришел».

Ну-ну… Фонит своей женской сутью на полкрейсера, а потом мужики дверь обсыкают.

Я, конечно, преувеличиваю. Но повышенная активность у нашей каюты – реально задолбала. Сидят такие – с понтом под зонтом. Счастливо жмурятся, как кошаки под весенним солнышком.

Все понимаю – сам млею. Но инстинкты вожака и собственника заставляют скалить зубы и накачивают организм адреналином. Драка! Да будет драка! На твою женщину смотрят с похотью – выбей противнику клыки, лиши его силы-привлекательности-жизни!

Привычно сдвигаю Лину за спину.

– Ну, нашел… Дальше что? – В моем голосе безразличие и легкая брезгливость.

Мне ли волноваться по поводу конкурентов? Я лучший, и гарантом этому – моя вера.

Мне ли уважать того, кто подкатывает яйца к занятой девушке? Завтра – он соблазнит чужую жену. А послезавтра – будет рвать на заднице волосы, рыдая и не понимая – как любимая могла ему изменить?

Закон бумеранга, парень. Подговнил ближнему своему, заодно – сорвал моральные стопора верности у очередной бабы. Так чему удивляешься, когда эхо твоих поступков возвращается? Причем зачастую сторицей – отраженное, усиленное, резонирующее.

Лейтенант угрюмо отводит единственный глаз:

– Предлагаю поединок. Кто победит – тому Гюрза и достанется.

Невольно улыбаюсь и неверяще качаю головой: он что – в самом деле такой тупой?

Лина пользуется женским правом на хамство и рубит правду-матку, абсолютно не стесняясь в выражениях:

– Балтика, ты дебил? Я тебе что, вещь? «Достанется», мля… А давай мы с девчонками устроим поединок на твои яйца? Ась?! Я тебе даже одно смогу одолжить – вставишь вместо глаза. Ты вот где, пират недоделанный, правую фару пролюбил? Надоел объемный мир?

Лейтенант насуплен и зол. Набить мне морду лица – это ему понятно. Но что делать со строптивой бабой, пусть даже такой манящей и желанной? Вскинуть на плечо и уволочь в свое логово? Так ведь эта жертва эмансипации скорее сдохнет, чем прогнется под кого-либо.

Можно завладеть ее телом – мужик априори сильнее. Но вместо души получишь лишь сгусток ненависти. А в придачу, как только повернешься спиной, – ржавый гвоздь в позвоночник.

Вздохнув, лейтенант попытался взять себя в руки. Превратиться в скулящее и умоляющее существо из-за неоценившей его бабы? Да ни в жизнь!

Любовь – не единственное чувство в наработанном годами шаблоне характера. Совсем рядом, словно свинец и золото, наползают краями друг на друга, борются за лидерство: гордость и ненависть, чувство долга и эгоизм, стремление к власти и жажда душевного покоя…

Отыскав внутри себя стальной стержень личности, Балтика нашел в нем шаткую опору. Встряхнувшись и хищно прищурившись, он принялся по капле выдавливать из себя слабака, превращаясь из жалкого щенка в усталого и потрепанного волкодава.

Вот его взгляд потерял влажный блеск и умоляющие нотки, налился холодом и серым безразличием. Проведя пальцем по магнитной застежке ворота комбинезона, лейтенант криво усмехнулся и сорвал с шеи странное украшение из огромных мутных бусин.

Коротко, без размаха, метнул его под ноги Лине.

– Лови! Вот мои глаза! Двенадцать штук – один к одному. Все – с преданным выражением и коровьей любовью. Вернусь – Муром добавит к связке тринадцатый…

Лина отшатнулась. На палубе, в месиве ржавчины, грязи и прелой органики, осталась лежать дюжина мутных кристаллов, нанизанных на нитку оптоволокна. Глаза… В кровавой взвеси мелких капилляров, залитые дешевым ортопластом, они с немым укором пялились в сумрак окружающего пространства.

Разъяренно раздуваю ноздри, едва сдерживая клокочущий в груди рык. Черные клубы ненависти прокатываются по ауре, шрамируя энергетическую оболочку и подталкивая на путь бездумного разрушения.

С трудом придавливаю ярость, возвращая контроль над разумом.

– За что тебя так?

– За правду. Не прогнулся, не промолчал, не дал обидеть девчонку. И кстати… – Балтика посмотрел на меня холодно, но с долей уважения. – Преданных тебе людей оказалось на удивление много. Сейчас по крейсеру бродит десятка три одноглазых бомжей. Из экипировки дают только технический комбез и заточенную арматурину – выживай, как знаешь. Если нет личных заначек – вообще жопа. Ну а сдохнешь – минус одна фара. Как дополнительная мотивация и плата за воскрешение. Тем, кто не проявляет должного старания, – могут и второй глаз изъять. Броди потом во тьме и прокачивай интуицию…

Я до скрипа брони сжал кулаки. Урою тварей!

Лина шмыгнула носом и непонимающе посмотрела на меня:

– Зачем Мурому все это?

Слепота – это ее персональный страх из прошлого. Уж сколько раз она билась в ночных кошмарах – не счесть. Раз за разом тьма возвращалась во снах, заставляя девушку кричать и задыхаться в липких объятиях ужаса.

Взяв себя в руки, я покосился на неумолимо отсчитывающий секунды таймер и раздраженно поморщился. Надо двигаться дальше, заигрались мы тут в соло кач!

Провожу беглую проверку систем. Удовлетворенно отмечаю, что красные секторы маркеров повреждений сменили окрас. Оранжевый – частично восстановлен основной функционал. Желтый – базовые функции модуля работоспособны в щадящем режиме. Будем жить!

Отвечаю Лине:

– Муром давит оппозицию. Диктатура страха. Заодно пытается раскачать меня на эмоции и спонтанные действия.

Балтика задумчиво хмыкает, а затем требовательно впивается в меня взглядом:

– Ну, ведь это ты, а не он, закрылся от сообщений и не идешь на переговоры. Вот Муром и накачивает людей своей версией правды, мотивируя нужду в одноглазых курьерах. И кстати, ты уверен, что не поведешься? Твоих ведь людей калечат… Саныч, Док, летуны… Даже пацана не пожалели – дерзкий уж больно. А Муром такого спустить не может – потеряет уважение. Собирает теперь твой Макарка выбитые зубы сломанными руками…

Я медленно выдыхаю, на секунду прикрывая глаза. Сочтемся, за все сочтемся. Я все понимаю – даже в стальных рамках правового государства – преступность и жестокость успешно процветают. Что уж говорить о ситуации полной анархии?! Человек по натуре – зверь. Тонкий налет цивилизованности – ничтожен и лишь добавляет извращенных желаний.

Ну а раз так – то я покажу вам право сильного! Добро должно быть с кулаками. Тварь я дрожащая, или право имею?

– Не поведусь. Ребята сознательно мне не жалуются. Верят, ждут и тянут время. Кстати, о времени. Нам пора выдвигаться. Ты с нами, или как? И что там Муром так настойчиво пытается передать?

Разговаривать нам действительно некогда. Даю отмашку Лине – «следуй за мной, делай как я». Потрепав на прощание чудом выжившего Шрека, навешиваю на него личный маркер – «Мое! Не обижать!» Понравился мне этот деловой чудик…