— Нечто похожее на зуу’ль’тек. Те, как ты помнишь, содержат полную структуру высших чар древней магии, а здесь… — поправил его Птоломей и, поиграв бровями, цыкнул зубом, — здесь кое-что другое.

— Да какая разница-то⁈ — возопил Гиркам. — Ты представляешь сколько эта «дощечка» стоит на чёрном рынке? Да я скорее поверю, что Длинноухий тебе свою золотую статую в натуральную величину подарит, чем такую драгоценность. Ты хоть это понимаешь?

— А куда я денусь? — усмехнулся Птоломей, наконец разобравшись с настроем приятеля и не увидев признаков серьёзной обиды. — Потому и молчал, что четыре седмицы всё пытался сам разобраться в мотивах эльфа, не ставя тебя под удар.

— И? — поторопил его Гиркам, ради такого дела даже привстав с кресла, где он до этого валялся.

— И ничего не надумал, — развёл руками Птоломей. — Никакой выгоды ему сейчас нет. Слишком мелкая я величина, чтобы мог заинтересовать Перворождённых. Даже если это ловушка и конечной целью будет моя гибель, никакого урона она ни интересам Объединённых Колоний в общем, ни Кии’л’дорегу в частности не нанесёт.

— Ладно, если это не ловушка, если всё именно так, как ты говоришь, что тогда? — прищурился Гиркам, возвращаясь обратно в кресло.

Все связанные с услышанным негативные эмоции кажется были забыты, ему действительно стало интересно.

— Тогда вообще ничего не понятно. Тогда я в принципе не вижу причин, чтобы высший маг эльфов дарил одному из низших членов Коллегии нечто такое, что потенциально может усилить либо его самого, либо тех, кому он передаст данный зуу’ль’тек, — устало вздохнул Птоломей, который и вправду уже всю голову сломал, пытаясь проникнуть в замыслы Длинноухого. — Возможно подарок — это часть какой-то гораздо более долгосрочной стратегии эльфов, но это, сам знаешь, уже выходит за рамки наших знаний и навыков.

— И ты, полностью осознавая себя как игрушку в чужих планах, всё равно решил им воспользоваться? — уточнил Гиркам, видимо сегодня взяв на себя роль главного скептика.

Однако Птоломей не возражал.

— Как ни печально это говорить, но да! — сообщил он, с унылым видом подперев кулаком щёку и уставившись на лежащую перед ним на столе деревянную «дощечку». — И оправдываем меня только одно — зуу’ль’тек в идеальном состоянии и нет никаких сложностей с тем, чтобы понять его предназначение…

— Оправдывает его! — фыркнул Гиркам, чьё терпение наконец закончилось, и он, пресыщенный пустой болтовнёй, возжелал перейти к чему-то гораздо более конкретному. — Скажи честно: у тебя всё зудит от желания залезть в секреты древних, и ты плевать хотел на осторожность!

— А сам-то⁈ — возмутился Птоломей, не очень довольный подобной проницательностью приятеля.

— Что сам? Я не такой! Я предпочитаю наслаждаться чужими секретами не вылезая из кресла, — гыгыкнул Гиркам, затем, чуть посерьёзнев, заговорщицки подмигнул и сообщил: — И знаешь, буду счастлив, если ты закончишь с разговорами и, наконец, покажешь мне то, что лишило тебя не только сна, но и последних зачатков осторожности!

Подкрепляя свои слова, приятель требовательно протянул руку, однако передавать ему эльфийский подарок Птоломей не стал. Вместо этого — всё же вняв просьбе Гиркама — он поместил «дощечку» в центр стоящего тут же блюда с песком, прошептал довольно известное, хоть и крайне редко используемое, заклинание активации и легонько дунул потоком Силы. Для создания убедительной иллюзии или хотя бы примитивного морока «с нуля» этого было недостаточно, а вот для пробуждения таящейся внутри зуу’ль’тека магии — в самый раз.

Что и подтвердили дальнейшие события.

Через десяток ударов сердца воздух над блюдом как-то резко помутнел, словно запотевшее стекло, потом столь же внезапно посветлел, чтобы затем уже явить необычайно чёткую объёмную иллюзию Сардуора. Такого каким он был не сто и не двести лет назад, а каким по легендам существовал во времена вартагов. Когда ещё не ушла под воду россыпь островов спутников, а Лес Смерти только-только начинал приобретать черты заражённой потусторонними Силами территории…

— Мастерская работа! — поцокал языком Гиркам, всегда увлекавшийся теорией артефактов и секретами вложения в них сложных чар.

— Тише ты! Просто смотри, — шикнул на него Птоломей, однако мог обойтись и без этого — приятель замолчал уже и сам.

Потому как скучная демонстрация древней карты внезапно сменилась показом гораздо более любопытных видов. Сначала зажглись две изумрудно-зелёные точки — одна в центре Смертельного Леса, вторая же где-то в окрестностях нынешнего Торка. Причём последняя тут же начала увеличиваться в размерах, пока не закрыла весь обзор и перед взглядами наблюдателей не появилась россыпь чёрных менгиров. Причём расставленных не кое-как, а подчиняющихся определённой, пусть пока и непонятной, логике.

Впрочем долго любоваться камнями не пришлось. Уже через секунду между двумя самыми крупными валунами возник мерцающий овал портала и незримый наблюдатель, глазами которого они и следили за происходящим в иллюзии, нырнул внутрь пространственного перехода. Тут же возникла мешанина цветных пятен, которая лишь через минуту — удивительно долго для обычно мгновенного переноса— сменилась изображением внутреннего двора какого-то храма. Та же каменная ограда, те же украшения и характерная застройка. Вот только вместо символики богов или духов везде присутствовали изображения либо тех кто учится, либо тех кто учит. Так что местом поклонения высшим силам данное место точно быть не могло…

— Храм знаний! Зуб даю — храм знаний!! — прошептал потрясённо Гиркам. — И я совсем не удивлюсь, если построен он не рептохами или рептохорсами, а непосредственно их хозяевами…

— Дальше смотри! — усмехнулся Птоломей, уже не раз и не два успевший посмотреть данную иллюзию и теперь воспринимающий чужие восторги со снисходительностью бывалого исследователя.

Впрочем Гиркам был прав. Покрутившись по двору и показав как там всё устроено, неизвестный наконец выбрал здание в восточной части двора — самое высокое, из серого камня, но с позолоченной сферической крышей и узкими витражными окнами по периметру — и нырнул в тёмный провал чёрного входа. Там поднялся по мраморным ступеням, миновал узкий коридор с анфиладой закрытых дверей, и оказался в залитом светом зале.

В зале, украшенном столь вычурно и вызывающе роскошно, что это пробуждало скрытую неприязнь…

Пол, стены, потолок — всюду взгляд натыкался либо на плитку из безумно редких сортов мрамора, либо на мозаичные панно из драгоценных камней, либо вовсе на покрытые колдовской резьбой золотые и платиновые пластины. Подпирающие потолок колонны были вырезаны из