ночью вроде спокойно — не стреляли. На высотках Бура крупнокалиберы поставил, поговаривают, с вояками замазался, пухи, патрики там, ночники у них покупает. Раньше 215-ый мотобат нацгвардии на Доваторах стоял, но его уже как лет пять вывели из города, куда-то под Отрадное. Сначала на снежиках и санях вентухи таскали, а после того, как Раш прочухал это дело и стал налеты устраивать, армейцы соорудили «Черепаху» такую бронированную самоходку на базе снегоуплотнителя, знаешь, такой трактор на широченных гусеницах для лыжников склоны уминает, вернее, уминал раньше. Во-о-от, и прицеп к нему на лыжах тоже бронированный, с запасами бензухи, с хавчиком, с пулеметной башней, с бойницами. Печка даже есть. Во-о-от. Ты сам откуда будешь?

— Сам-то я из…, - начал Андрей и осекся. Сверху послышались голоса, топот тяжелой обуви по ступеням. «Черт, черт, черт, — застонал в мыслях, — надо было в садик уходить. Сейчас весь дом на уши поставят».

— Послушай, — прошептал он, ближе пододвигаясь к Гоше, — очень может быть, это меня ищут. Не подскажешь, куда спрятаться, чтобы тебя не подставлять и самому не засветиться? — Андрей пристально смотрел сквозь дымный муар в мутные, выцветшие глаза курильщика, а свекольная сетка на щеках и носу указывали и выпивохи. Понимал, что Гоша его спасение и погибель одновременно. В равной степени тот может спрятать в укромном углу, так и указать потом бурильщикам на это место. Секунды три крановщик-высотник неотрывно смотрел в глаза Андрею, словно читал там мелкий шрифт, затем поднялся, проговорил:

— Топай за мной.

Он провел Андрея через весь подвал к первому подъезду. В помещение, заваленном строительным мусором, указал на двухсотлитровую железную бочку:

— Лезь в нее.

После чего заложил тару деревянными поддонами. Он вернулся через час. А еще через десять минут они снова сидели на матрасах, Гоша тянул сигарету, а Андрей, проникшись к спасителю, рассказал свою историю коротко, но искренне.

Гоша слушал, кивал и курил. Когда Андрей выложил все и замолчал, в подвальной комнатушке долго стояла тишина. Наконец, спаситель выдохнул дымом, отщелкнул окурок, сказал:

— Тебе надо к Буре стрелком записаться. Он сейчас как раз набирает. Текучка ёпть. Там ближе подберешься, разнюхаешь. Слышал, Бура сына ищет. Пацанов похожих на Аслана со всей округи к нему свозят. Вроде бы даже какой-то интернат устроили для «неподходящих». Андрей ухватился за эту мысль, очень она ему разумной показалась. Но стоило вспомнить блокпост, охранников, заваруху и немного поостыл. «Меня знают в лицо, — размышлял он, вспоминая встречу в подробностях, — двоих — Грача и еще одного жук пожрал, еще один в дежурке остался. Лехой вроде зовут. Там еще были, но они меня не видели, и Лехыч вряд ли разглядел. Да, точно Лехыч. Вселенная меня любит, не даст с ним столкнуться».

— Мысль хорошая, — сказал Андрей, — а где у них штаб, или что там? вербовочный пункт?

— У них казарма и штаб два в одном. Бывшую гостиницу «Черкесск» ищи. Это где Ленина и Ставропольская пересекаются. Там еще «Магнит» под боком. Любой подскажет.

Глава 16. Раш

Гоша провожатым не пошел. С утра, не завтракая, сунул в зубы сигарету, отправился на работу. На какую не сказал, но очень боялся опоздать. Андрей увязался за ним. Гоша не возражал, но когда, вышли по снежному тоннелю на Доватора, махнул рукой влево, сказал:

— Тебе туда, — сам зашагал в противоположную сторону.

Не привыкший к подснежной жизни, Андрей стоял у стены, неизвестно, какой этажности дома и таращился по сторонам.

Каркасная металлоконструкция в основном из труб и листов, держала снежные своды просторного тоннеля и казалась хлипкой. Люминесцентные лампы горели холодным светом. Несмотря на ранний час, складывалось впечатление, что вечер. Рыхлый сумрак расселился по углам и впадинам. Темные окна, редкие огоньки от керосинок и свечей в них добавляли впечатление исхода дня.

Кроме светильников и технических магистралей к каркасу крепились таблички. Изготовленные из дорожных знаков, фанерок, мебельных щитов, столешниц, по большей части закрашенные белой краской, несли на себе черные надписи с разной степенью неаккуратности и размерности: «Пятерка», «Медпункт», «Морг», «Ночлежка», «Фрунзе 153/2, 152 жилые», «Витя, мы переехали на Макаренко 45», «Администрация», «Штаб», «Магнит», «Рюмочная», «Гуманитарка», «Урупский пер. 4 жил», «Советская 23 занят», «Полиглот закрыт», «Коммуналка», «Мехцех». И такие самодельные указатели повсюду. «Мир перекраивается», — думал Андрей, вчитываясь в рукописные информатории и удивляясь, как их не заметил раньше.

Людей на улице было мало. Одетые в пальто, куртки, в вязаные шапки, бейсболки, ушанки они спешили по своим делам. Под снегом было теплее, чем на поверхности градуса на два-три.

«С виду обычные люди, — думал Андрей, — только лица угрюмыми, безрадостные. В глазах безнадега, как у тяжелобольных. И мужики все бородатые».

Нашел указатель «Штаб», двинулся по стрелке влево. Шел под снежным куполом, под хлипкой составной конструкцией, заглядывал в широкие и не очень темные тоннели на прилегающие улицы и никак не мог свыкнуться с мыслью, что теперь так будет. Своды давили на него, вызывали беспокойство: "Что если обвалится?". Хотелось выбраться на поверхность.

Когда повстречал первого бурильщика, ошибиться было трудно — автомат, тактическая форма, как у охранников на блокпосте, невольно втянул голову в плечи. Страж мазнул Андрея взглядом, заскользил дальше. Пока добрался до «Штаба», встретил еще двоих.

Шел по многолюдному коридору первого этажа гостиницы «Черкесск», читал бумажные таблички, пришпиленные кнопками к дверям: «комендатура», «дежурная», «канцелярия», «комната отдыха»… и чувствовал себя вполне уверенно, пока не услышал громкий окрик:

— Эй! Эй ты!

Он почему-то сразу понял, что обращаются к нему. Сердце взбрыкнуло, пропустило удар, а затем поскакало. Андрей обернулся на голос, как и многие из присутствующих. Маневрируя между посетителями, задевая широкими плечищами нерасторопных, к нему, словно линкор сквозь льдины, шел незнакомый мужик.

Андрей побежал не сразу. Сначала двигался обычным шагом, всем видом показывая, что никакого отношения к горлопану не имеет, но когда голос стал громче и требовательнее: «Стоять! Я кому сказал! Ты, в черной шапке и серой куртке, стоять!», ускорился. Кругом завертелись головы. Подходящих под описание оказалось несколько. Андрей в том числе. Он мысленно перекрестился: «Никогда бы не подумал, что буду благодарен чертова Пидролу, что вырядил в «чушпана»». Свернул за угол к лестничному маршу и побежал по ступеням вверх со всех ног. Снизу громыхало и гудело:

— Сука! Стой! Держите его!

Андрей выбежал в коридор — слева, справа номера, в конце тупик. Толкнул первую попавшуюся дверь — туалет. Здесь было тихо, пахло, как и положено. Заперся в кабинке, замер. Сердце рвалось наружу, задыхался, как астматик.

Снизу взвился бас:

— Попался,