Выстрел.

Тот же басище, но уже с иными интонациями:

— Отпусти! Отпусти, сказал! Он меня вчера на консервы кинул! Вместо тушенки капусту впиндюрил! Этикетки, гандон, переклеивает!

Ему отвечали громко, зычно и не менее властно. Голос призывал к порядку и обещал во всем разобраться.

Беспокойство внизу постепенно улеглось. В воцарившейся тишине дверь в туалет скрипнула неимоверно громко. Андрей затаил дыхание. Кто-то прошел, лязгая подкованными каблуками по кафелю, зашуршал одеждой, затем послышалось журчание у стены с писсуарами, «вжик» молнии, шаги удалились, вновь скрипнула дверь. Еще с полчаса Андрей грел унитаз, терзаемый скверными мыслями. После чего, тихо покинул убежище, затем и штаб. Мир стал настолько тесным, что встреча с Грачом — дело времени. Андрей отказался от мысли записаться в бурильщики.

Он вернулся в подвал к тощему матрасу и принялся ждать Гошу, чтобы выслушать очередное дельное предложение.

Как бы сильно ни хотелось есть, он не стал шариться по хозяйским кладовым, а прошелся по подъезду, выискивая пустые квартиры. В одной кухне за тумбой нашелся сухарь черного хлеба. Съел с превеликим удовольствием. На этом везение закончилось. Вернулся в подвал и до прихода хозяина чинил замок. В отличие от еды отвертка, плоскогубцы, стамеска, саморезы нашлись быстро.

Гоша появился в восемь, сказался уставшим и завалился спать, натянув армейское одеяло на голову. Вид у него и, правда, был изможденный. Андрей усмирил любопытство, от нечего делать решил выйти в город, так сказать, пообтесаться.

Андрей неторопливо шел по улице, осматривая новый мир. Предполагал, нечто подобное прямо сейчас происходит и в других городах. Жизнь наверху стала невозможной, кроме постоянно снегопада, там расселились хищные твари. Вероятно, люди придумают или даже есть противоядие от них, но он его пока не увидел в действие.

Также его беспокоило отсутствие связи. «Не могла же вся коммуникация обрушиться и оборваться вместе с обледенелыми проводами, — размышлял Андрей. — А спутники, а подземные кабеля, подводные? Радиопередатчики, наконец? Та на метеостанции не в счет, это я рукожоп».

Наблюдая город изнутри, он старался запомнить тоннели, улицы, проулки, в которые сворачивал и которые почти сразу превращались в темные норы.

Андрей понял, почему сравнение с муравейником не точное. Все ходы вырыты в одной плоскости, как у полевок. Понимал, почему тоннели такие узкие и низкие — снег надо вывозить, а это трудозатратно. Несколько раз натыкался на такие разработки. Кто на коляске, кто на тачке, а в одном месте площадку возле магазина расчищал мини-погрузчик. Город постоянно раскапывался, что обусловлено не только расширением пространства, а в первую очередь добычей жизненно необходимых ресурсов.

Ближе к центру людей становилось все больше, в снежных коридорах образовывались заторы. Все куда-то спешили, чем-то были заняты. Среди напряженных, озабоченных лиц он выделялся любопытным, беспечным взглядом. Андрею все было интересно, ощущал себя деревенщиной в мегаполисе. На вопрос: «Извиняюсь, не подскажете, где можно найти мэрию?», бородатый прохожий послал его лесом. Многочисленные указатели тоже не внесли ясности. Этот вопрос он припас для Гоши, но так и не задал. Удар сзади по голове чем-то тяжелым выключил свет и прекратил экскурсию.

Сквозь головную боль, табачный дым и удаленную долбежку «техно», Андрей приходил в чувства. Шум голосов, гогот хрипатых глоток натолкнули на мысль о баре или клубе. Стоило повернуть голову, как киянка изнутри саданула по затылку. Он зажмурился и только сейчас ощутил на шее жесткий обруч, а металлическое звяканье ковырнуло скверным предчувствием. Еще до того, как открыть глаза, понял, что несвободен.

Через большие окна потоки дневного света с трудом пробивали дымовую завесу. В серых клубах Андрей различил темные силуэты, которые бродили по комнате, как зомби в тумане. Они дергались и изгибались в одном ритме — тыц — тыц — тыц. Даже ходили, приседая в такт непрекращающейся долбежки. Казалось, каждого с динамиком соединял воспаленный нерв. Вибрирующий диффузор дергает, заставляет вздрагивать и подгибать ноги — тыц — тыц — тыц — тыц. То там, то тут в дымной взвеси вспыхивали красные угольки.

Голоса стремительно приблизились, Андрей понял, что совсем рядом справа и сверху кто-то разговаривает, повернул голову. Он лежал на полу возле большого кожаного кресла. Из-за подлокотника виднелось мускулистое татуированное предплечье, шарообразное плечо, дальше объемный меховой воротник из бурой лисы, верх уха, дужка очков, выбритый висок и венчали образ огненно-рыжие, зачесанные назад волосы, словно гнущееся под порывом ветра пламя.

— …хрен им, а не «дэнса». Чи́кера ломай, а Мима́ю пропиши на лбешнике: «пять «шапок» за «кроху» и ни штукой меньше.

Андрей слушал и не понимал смысла. Зато по властным интонациям догадался, что на привязи никак ни меньше, у «комсорга». Где-то загоготали.

— Я понял, — отвечал, судя по голосу, кто-то угрюмый и здоровенный, — прописать Чикеру для Мимая.

— А что? Можешь сразу Мимаю? — голос «комсорга» сделался опасно острым, как скальпель, а ироничная нотка — отблеск на холодной стали.

— Нет, Раш.

— Хаса́гу с собой возьми и скажи, еще раз лажанет, на кукан насажу.

— Понял, — ответила замогильная мрачность.

— Вот и ладненько, — настроение Раша моментально сделалось игривым. Резкая перемена напугала Андрея куда больше, чем сталь в голосе: «Чокнутый наркоман». Он с особой болезненностью ощутил ошейник и поморщился. Снова загоготали.

Андрей опустил голову, чтобы сглотнуть. Звякнула цепь, а в следующее мгновение в волосы вцепилась лапа. Пальцы сжались в кулак, сминая в тугой пучок отросшие вихра, резко дернули вверх. У Андрея хрустнуло в шее. Он скосился в вытаращенные глаза. Тонкие натянутые в улыбке губы кривились вокруг большого рта, словно жирный татуаж. Отточенные, как у зверя зубы, поблескивали влагой. Глаза навыкате. Белки розовые в красных прожилках. Большие зрачки и… кто-то в них бесновался, корчился. Над узкими бровями черные очки — навороченные, со сплошным стеклом, с металлизированным геометрическим рисунком.

— Очнулся «пырик», — хищная улыбка растянулась шире. Андрею показалось, чуть ли не до ушей, как у Хагги Вагги. И вовсе это была не улыбка, а что-то другое, Андрей не знал, как она называется у сумасшедших — мясная жажда, живоглотина.

Раш походил на пиранью в человеческой импропритации. Голова выглядывала из-за пушистого воротника и, казалось, плавает независимой от руки, сжимающей волосы Андрея. Раш жадно рассматривал пленника, словно собирался сожрать живьем:

— Ты Дичу с Маликом ухойдакал? Ну, ну, — Раш дернул рукой, встряхивая Андрея к диалогу, — а так сразу и не скажешь. Дича!! — гаркнул Раш, — камонай сюда!

— Да, босс, — послышалось из глубины комнаты сквозь неутихающий тыц — тыц. Скоро из дыма вынырнул пошатывающийся, развальной здоровяк. На глаза, уши спадали грязные, скомканные волосы. В руках